– Прекрасно. Пусть эти твари увидят оружие. Наставники были людьми и не заслужили встретить смерть лицом к лицу. А эти исчадия достойны встретить её сразу по праву рождения, – улыбается, неотрывно глядя на Анастасию. – Только попробуйте закрыть глаза, выродки!

Солдаты крепче сжимают рукояти кинжалов, но ваза по-прежнему остаётся неподвижной.

Анастасия не может перестать плакать, повторяя: «Сдвинется… Сдвинется». Мгновения кажутся густой липкой массой.

Она слышит дыхание друзей и биение их сердец, но не может ощутить холодный камень вазы на пьедестале. От слёз становится трудно дышать.

– Друзья… Друзья… – прерывисто шепчет она срывающимся голосом, пытаясь успокоиться и сосредоточиться.

– Друзья?! – дёргает головой Зенон. – Да какие они тебе друзья?! Они тебя больше, чем меня, боятся! Ты монстр даже для монстров. Командир, кончайте уже с этим!

Вдох. Мир снова застывает.

Кинжал оставляет в черепе зияющую рану, разъедая плоть. Яд на лезвии обезображивает лица, превращая их в кровавое месиво. Края раны пугающе загибаются, а глаза, кажется, растворяются.

Анастасия испускает резкий и шумный выдох.

«Сердца не бьются».

Она замирает с раскрытым ртом, как от внезапного удара в живот, не в силах сделать вдох.

«Сейчас».

Всё происходит мгновенно.

Анастасия с силой стискивает кулаки, так что белеют костяшки пальцев. Доспехи солдат лопаются прямо на их телах, острые металлические края впиваются в плоть, и из ран струями хлещет кровь.

Анастасия, вскинув сжатые кулаки вверх, заставляет латы сжаться ещё плотнее.

Треск ломающихся костей быстро смолкает.

Убийцы содрогаются в конвульсиях: их глазные яблоки лопаются, внутренние органы разрываются, а мышцы выворачиваются наизнанку.

Они падают на пол, словно из них выжали жизнь, как из мокрой тряпки.

«Я… убила», – свершилась месть за гибель друзей.

«Ваза», – треск, подобный раскатам грома, эхом разносится по залу. Огромные багряные глыбы, точно исполняя причудливый танец, взмывают ввысь и устремляются к подножию трона, где… Зенон, будто резко лишённый дыхания, безжизненно падает навзничь, прежде чем камни с грохотом погребают его под своей тяжестью.

Анастасия, всё ещё не в силах унять дрожь, не отрывает взгляда от образовавшейся груды.

«Получилось?»

Она делает осторожный шаг и замечает руку, торчащую из-под завала. На большом пальце покоится массивный перстень с печатью, а с ладони стекает густая алая струйка.

«Я… убила? Зенона?»

Вдруг из-за колоннады доносятся громкие хлопки.

Обернувшись, Анастасия со стягивающим всю кожу трепетом видит знакомую фигуру. Зенон, обнажённый до пояса и облачённый лишь в стальную набедренную повязку и высокие компрессионные чулки для капсулы перехода, медленно приближается, невредимый и целый. Он рукоплещет ей.

– Великолепно! Ты – великолепна! Да, я ожидал чего-то подобного, – он с брезгливой гримасой осматривает кровавые пятна на белоснежном полу и искорёженные останки своих солдат. – Поэтому не жаль жертвовать суррогатом, хоть сейчас такого уже не сделать, но я рад, что ты смогла проявиться себя даже лучше моих предположений. Просто я и представить не мог, что всё будет настолько… великолепно! Ты явно унаследовала эту черту от отца – страсть производить впечатление! Браво! – он подходит вплотную, взирая на Анастасию сверху вниз. – Для своего возраста… Постой-ка, – Зенон задумчиво рассматривает в своей ладони её косу, – тебе ведь скоро будет четыре месяца, не так ли? А выглядишь на лет пять-шесть. Да, всё верно, – отпустив волосы Анастасии, он с хрустом разминает шею, – как и у багрянородных, рост происходит скачкообразно. После четвёртого месяца можно считать, что месяц идёт за полтора года, а то и больше. Ого! Так у тебя пубертатный период начнётся к моему дню рождения, – Зенон, причмокивая, щурится, глядя на неё, но она сразу же отводит глаза в сторону. – Но после первого года рост замедляется, а молодость остаётся. Немного завидую…