Я почему-то думал, что Егор – человек почтенного возраста, но он был старше меня, пожалуй, всего лет на пятнадцать – высокий, даже выше меня, широкий в плечах, с короткими ежистыми волосами.

И с лицом десантника, но уж никак не врача. Может, военный доктор.

И ещё он выглядел устало и напряжённо. Ну, это понятно, чужого человека пришлось хоронить.

Он молча вошёл в кухню, пожал мне руку и тяжело сел на табурет. Подумал-подумал, и поздоровался. Словно положил на стол гантелю.

– Герман Луговой, внук. Правнук. – негромко представился я.

– Соболезную. Егор. Маврин. Значит так. Бабушку я похоронил. Вот свидетельство о смерти, тут всё в порядке. Жаль, конечно, что сразу вас не нашёл. Да, тут остальные документы, тоже всё в порядке. Вам, наверное, захочется узнать насчёт квартиры. Я написал адрес юриста и телефон, вы сходите, он до шести работает все будние дни. Мне, правда, очень жаль.

– Спасибо, – сказал я.

Стало как-то стыдно. Бабушку я не знал, а на жилплощадь как бы претендую. Мне показалось, что они оба считают меня хапугой и паразитом. Они ведь ухаживали за ней, а не я. Особенно бедная Юлия Васильевна, посвятившая ей четверть века. Надо было что-то сказать, но мы сидели и неловко молчали.

– Мы должны вам. За похороны, – осторожно начал я.

Придётся залезть в НЗ, ну да что поделаешь.

– Даже не думайте. Я же понимаю – неожиданно, и вы не знали. Не беспокойтесь.

– Как-то неудобно…

– Ничего. Считайте это актом благотворительности.

Снова повисло молчание. Когда же вы, наконец, скажете о главном?

– А сколько ей было лет?– спросил я.

Юлия Васильевна задумалась.

– Больше девяноста. Много. В чём душа только держалась!

– Она жила одна? – осторожненько спросил я.

– Жила, а куда денешься! Я вот приходила, врача иногда вызывали.

– А других родственников не было?

– Дочь была. Так она уж давно за границу уехала. У ней там дом. Да вы не беспокойтесь, бабушка ваша завещание на вашего папу написала. Значит, вы и наследник.

Я беспокоился, но точно не об этом. Да пусть думают что хотят! Я никому не навязывался.

– А можно… вы мне покажете квартиру?

Они встали одновременно. Юлия Васильевна пошла впереди, вышибала Егор ощутимо смотрел мне в спину.

– Тут старинные вещи есть, очень ценные. Зеркало в прихожей видели? Это ещё её отца. Ореховая рама. Картины, буфет – тоже всё старинное. Жалко, ковры немного моль поела. А так – индийские ковры, ручная работа. Посуда тоже дорогая, серебро есть. Все ложки на месте, будьте уверены.

– Ну что вы, Юлия Васильевна! А фотографии есть? Я ведь ничего о ней не знаю.

Юлия Васильевна поглядела на меня, и в глазах её вдруг засветилось умиление и благодарность.

– Да-да, конечно… если интересно… я принесу. Вот комод – видите? Верхние ящики с фотографиями. Вот, смотрите. Ой, а тут не так лежало! Я же точно помню…

Она растерялась, перебирая конверты и увязанные папки.

«Ада!» – подумал я.

– Это я. Извините, – протрубил Егор.

– Как же… ну, зачем же вы?

– Да так. Скучно было. Сидел-сидел. Ей плохо было, не уйдёшь. Телевизор не работает. Так вот, нервы успокоить.

– Ох, а я напугалась…

– Я всё положил на место, не беспокойтесь.

– Да ничего. Вы смотрите, смотрите, Герман, это всё ваше.

Я смотрел, да не туда. Хоть бы какие-то следы, не замеченные в прошлый раз, когда я был на взводе. Забытая одежда, брошенная книга.…  Но тут тщательно прибрались. Если что и было, всё  уже  вынесено, протёрто и сметено.

– А это кто? – показал я на снимки, висящие в гостиной.

– Папа ваш, маленький ещё. А это мама его, Женечка.

Лихая кудрявая тётка всё так же улыбалась, запоздало и тяжеловесно кокетничая. Мальчик-одуванчик в футболке смущённо смотрел в объектив.