– Спасибо, что не храпели! Покиньте аудиторию! Быстро, я сказал!
Народ кругом возрадовался яркому моменту. Вот прыщемозглое создание! Человек воспитанный промолчал бы, ну или разбудил бы деликатно. Хорошо, хоть не этому уроду экзамен сдавать. Я собрал вещички и гордо покинул зал.
Если уж вляпался в дерьмо, так надо устраиваться поудобнее. Я не стал скорбеть по недослушанной лекции скучного Петровича, а, пока нет очереди, пошёл в столовую, накупил первой попавшейся еды и два кофе и устроился у окна. Когда покончил с первой тарелкой, зазвонил телефон.
– Ну как? – спросил Серёга.
– Никак, – ответил я.
– Тимур своих подключил?
– Говорит, делает что может.
– Я по больницам сегодня ещё раз обзвонюсь и… ну, в общем…
– И по моргам.
– Да не дойдёт больше до этого, не каркай. Слушай, может она в свою деревню укатила? Как, говоришь, у них местность называлась?
Я уже не помнил, как называл Серёге деревню придуманной тётки.
– Не важно. Спасибо, Серёга.
– Да пока не за что. Ну, бывай.
В морге мы были вчера. Серёга позвонил ближе к полуночи, когда я безрезультатно рассекал по ночному городу – сначала долго мямлил, а потом сразу огорошил. До этого я ни разу не был в подобном заведении, и меня сразу взбесило, насколько там мило и уютно. Сидят себе, чай пьют, телевизор смотрят. Нас провели в холодный зал с полками в два ряда и с грохотом выкатили небольшого человека, покрытого клеёнкой.
И тут я впервые после смерти отца познал горе. Оно захлестнуло внезапно, как холодная волна, и захотелось взвыть, закричать, сокрушить этот долбаный зал с глупыми полками. Боясь дышать, слышать и видеть, я неподвижно стоял, сдерживаясь изо всех сил.
Серёга сам откинул клеёнку. Не она. Я понял сразу. Не она! Лицо девушки было разбито, но она была явно старше и шире в костях.
Я отрицательно потряс головой и молча вышел.
– Выпить тебе надо, – сказал Серёга на крыльце морга. – А то выкинешь какую хрень, потом возись с тобой.
– Я за рулём.
– Сам поведу.
В круглосуточной забегаловке я влил в себя водку как воду, потом заказал ещё, а потом Серёга отвёз домой мою тряпочную тушку.
Тонкая косточка неприятно застряла между зубами. Оказывается, я ел рыбу. Я отодвинул пустую тарелку и залпом выпил остывший кофе. Снова зазвонил телефон. Мама.
– Герунчик, я быстро. Ну, ты позвонил?
– А?
– Да бегу уже! – крикнула мама кому-то. – Телефон. Тебе. Сбросила.
– Да, сейчас. Совсем из головы вылетело. Ты как там, мам?
Мне вдруг захотелось увидеть её. Не из-за того, что я соскучился – было как-то не до этого, а потому что она – вечно суетливая, громкая, внезапная, заполнила бы собой сейчас время и пространство, и, может быть, на мои проблемы осталось бы меньше места.
– Всё хорошо, Герочка, всё очень хорошо. Я скучаю. Да сейчас! – заорала она куда-то мимо трубки. – Подождут, без нас не уедут! Да-да! Сумку мою возьми! Гер, ну ты позвони, ладно. Всё, целую, пока!
Я вытянул ноги на противоположный стул, уселся поудобней, нашёл мамину эсэмэску с неизвестно чьим телефоном и набрал номер. На том конце долго не брали трубку, потом послышался слабый женский голос.
– Алло.
– Здравствуйте. Герман Луговой. Вы звонили моей маме. Она просила перезвонить.
– Ах, да, да. Вы ведь сын Максима Лугового?
Ох, не понравилось мне такое начало в свете последних событий!
– Да.
– Видите ли… я ухаживала за вашей бабушкой, вернее за бабушкой вашего папы. Я должна была ухаживать… но, так уж сложилось,… в общем, я уехала. Я отлучилась ненадолго. Но я не бросила её, нет! Очень хороший человек, он тут, недалеко живёт. Он врач, очень хороший.
Голос выдавал женщину немолодую, обременённую хворями и уставшую от забот. Неся всю эту белиберду, она заметно волновалась. У моего отца есть бабушка. Мир сошёл с ума.