Но этот миг не длится дольше необходимого. Сторонний наблюдатель – вечный смотритель маяка – всегда возвращается, чтобы проверить механизмы, подкрутить шестерёнки, собрать всё воедино и снова запустить. Нет бы хоть раз взять на себя управление. Погасить этот проклятый свет, что режет ей глаза и дать немного отдохнуть.

– Приём лекарств! – позвали из коридора.

Выглянув в коридор, Мая увидела, что очередь уже выстроилась вдоль высокой стойки. Две сухие медсестры стояли рядом с большим стреляным кувшином, наполненным водой, одноразовыми стаканами и колпачками с таблетками. Выглядели они так, будто готовились к броску вперёд, как борзые, загоняющие зверя. Напряжённая шея, сосредоточенный взгляд и крепкие идеологические убеждения касательно… или что ими там руководит, помимо явного комплекса Бога. Первая сестра выдавала таблетки, вторая проверяла рот: внимательно у новеньких и менее заинтересованно у потстяльцев.

– Рот шире. Вот так. Поживее. Не тормозим! Следующий.

В коридоре было прохладно, очередь двигалась резво. Мая стояла в самом хвосте. Часы на стене показывали полседьмого утра. Она пыталась вспомнить, когда в последний раз вставала так рано. Наверное, в школе, но не в старших классах, а ещё раньше, в средних. В старших классах она уже съехала от «родителей» и перестала приезжать раньше второго урока. Даже самые терпимые преподаватели начали жаловаться на неё в последнем полугодии перед выпуском. Казалось, это было где-то далеко.

Сейчас же всё внутри неё выражало сопротивление любому навязанному распорядку дня или строгому режиму. Полжизни она провела в тисках этих обстоятельств. Заправленная по линеечке кровать. Подушка острым уголком вверх. Подъём и отбой, все приёмы пищи, расписание уроков, время для выполнения домашних заданий, даже банные процедуры – всё контролировалось семь дней в неделю в школе-интернате.

8

Мая вернулась в палату и закуталась в одеяло. Утренний свет проникал в комнату, путаясь в спицах оконной решетки. Он отбрасывал на стены удлинённые прямоугольники. Одна из полос скользнула по лицу Маи. Она осталась лежать неподвижно, наблюдая, как медленно перемещается луч. Раз в минуту – крошечный сдвиг. Ни о чем не думая.

На стене натекло пятно от влаги трубы проложенной, с другой стороны. Оно похоже на детский рисунок. Если смотреть долго, появляется форма: то будто облако, то утка, то уродливое лицо. Реальность хочет с ней поиграть. Она улыбается. Совсем чуть-чуть. Сама этого не замечая.

До завтрака по расписанию оставалось еще два с половиной часа. Мая решилась поспать еще, но в палату вошла Саша и позвала ее курить.

Выяснилось, что некоторые медсёстры тайком баловались сигаретками, а в хорошем расположении духа разрешали и другим присоединиться. Для Маи это открытие вспыхнуло коротким, почти детским восторгом. Но всё же на улице было ещё зябко, хотя снег уже успел превратиться в вязкую грязь, по этой – да и, наверное, ещё какой-то – причине перекуры превращались в бездушное соревнование.

Во-первых, на перекуры разрешалось выходить только тем, у кого были свои сигареты, или тем, кто умудрился у кого-то их выклянчить.

Во-вторых, пачки с сигаретами не выдавались на руки. Перед каждым выходом пациент должен был получить сигарету в процедурном кабинете, выдавались они поштучно, (все пачки подписаны).

В-третьих, во всей этой возне нужно было успеть урвать верхнюю одежду и обувь, которая будет, если не по размеру, то хотя бы не маленькой. Не успел – не куришь. Каждый раз вещи распределяются случайным образом и не принадлежат никому конкретно (их происхождение неизвестно).