– Смотри, если твой музыкант окажется лысым и в сорок лет – сразу фотку!
Я засмеялась сквозь ком в горле. Дверь захлопнулась. Лифт понёс меня вниз, к новой жизни – или к новым кошмарам. Такси неслось по мокрым улицам, и я смотрела в окно, чувствуя, как одиночество медленно заполняет меня, как холодная вода. Этот город – серый, равнодушный, с его кривыми переулками и хмурыми людьми – всегда казался мне враждебным. Такси резко затормозило у вокзала.
– Приехали, – буркнул водитель.
Я вышла, и ветер сразу ударил в лицо. Впереди был поезд, Питер, концерт. Новая жизнь. Но почему-то казалось, что я просто еду в другой кошмар. Я нашла свой вагон, сжав в ладонях билет с надорванным краем. Контролёрша, щурясь сквозь очки, пробурчала что-то о запрете курения, но её голос потерялся в гудках поезда и криках провожающих. На перроне, прячась за колонной, я закурила. Первая затяжка обожгла лёгкие, вторая принесла долгожданное оцепенение. Дым смешивался с паром от дыхания, растворялся в холодном воздухе.
"Вот и всё. Точка невозврата", – думала я, наблюдая, как пепел осыпается на бетон. Сигарета тлела, сокращаясь с каждым вдохом, как и моя привязанность к этому месту. Катя сейчас, наверное, пьёт кофе на кухне, слушает наш плейлист и злится на заказчиков. А я… Громкоговоритель хрипло объявил посадку. Я швырнула окурок под колёса вагона, и он вспыхнул последним огоньком перед тем, как его раздавит поезд.
– Купе семь, – прошептала себе, поднимаясь по ступенькам.
Поезд дёрнулся. Где-то зазвенели стаканы в багажной полке. Я прижалась лбом к холодному стеклу, провожая взглядом ускользающий город. Я села у окна, и вдруг меня накрыло воспоминанием – резким, как скрип тормозов.
Мы с Катей и мамой в купе второго класса. Мне лет десять, Кате – тринадцать. Мама разворачивает на откидном столике карту, пахнущую типографской краской. Видишь, – её палец скользит по разноцветным ниткам железных дорог, – иногда нужно сесть в первый попавшийся поезд. Именно он привезёт тебя куда надо.
В купе вошла девушка с гитарой.
– Место свободно? – она ткнула пальцем в верхнюю полку.
Я кивнула, вытирая ладонью внезапно вспотевшие виски. Гитара зацепилась за дверцу, издала жалобный звон.
– Ты тоже в Питер? – спросила незнакомка, закидывая рюкзак на полку.
Я снова кивнула.
– На концерт?
– Как… – голос сорвался.
– Ну, – она ухмыльнулась, доставая из кармана билет с тем же логотипом, что и у меня, – таких, как мы, видно за версту. Меня, кстати, Маша зовут.
Поезд набрал скорость. Где-то за окном осталась мамина карта, Катины шутки, те теплые воспоминания. Но, кажется, этот случайный поезд всё-таки везёт меня куда надо. Я погрузилась в свои мысли. Поезда восхитительны. Я обожаю их. Путешествовать в поезде означает видеть природу, людей, города и церкви, реки, – в сущности это путешествовать по жизни. В поездках я часто думаю о том, что всё меняется в один миг. Мы оставляем прошлое и на бешеной скорости несемся в неизвестность – наше будущее. Мы уезжаем как можно дальше в попытке найти себя или потерять себя, исследуя удовольствия жизни. Проблемы начинаются тогда, когда мы не хотим перемен и цепляемся за старые привычки, но если мы цепляемся за прошлое так сильно – будущее может и не наступить. Моя проблема заключалась именно в этом. Я очень крепко вцепилась в своё прошлое, упуская моменты настоящего. Но ведь человек бродит по кладбищу прошлого только тогда, когда в его настоящей жизни хорошего мало. Наверное, меня можно считать достаточно депрессивным человеком. После того, как умерла мама, я всё чаще молчу и реже улыбаюсь. Уже не делюсь ни с кем своими проблемами и переживаниями. Стараюсь казаться равнодушной и сильной. Но только тогда, когда никого нет рядом, захлёбываюсь в слезах. Для меня было сильным ударом потерять самого близкого человека. Люди привыкают ко всему, но никогда не привыкнуть к потере близких.