Что за день-то сегодня? Люба уехала, невольно настроив половину села против него, племянника чуть не пристрелила сопля из двустволки.
— Что скажешь, Алексей? — Фёдор поднял смурной взгляд на сына, Полина всхлипнула.
— Ничего говорить не буду, — в очередной раз ответил Лёша, глянув исподлобья на отца и с какой-то отчётливо читающейся жалостью на мать.
— Я тебя предупреждал? — повторил Фёдор. — Предупреждал?! — гаркнул со всей немалой мощью.
— Феденька! — воскликнула Полина.
— Поля, ты посмотри, что натворил этот олух! Ославил девушку на весь белый свет, себя ославил, меня, тебя, сестёр. Чего смотришь? — Он посмотрел в упор на сына. — Вставай, пойдём Шуру сватать, пока её отец не пришиб.
— Не пойду, — глухо ответил Алексей.
— Лёша, разве можно так?! — взвилась Полина. — А если с Машей так же поступят? С Дарьей?
— Голову проломлю, — буркнул в ответ Лёша.
— Твоих сестёр трогать нельзя, а Шуру, значит, пожалуйста?! — Настя попыталась вскочить, получилось лишь неуклюже дёрнуть ногами. Михаил держал крепко, не вывернешься.
— Не буду я жениться на Шурке. — Лёша зыркнул на родителей, перевёл упрямый взгляд на каждого из дядьев по очереди, задержался на Насте, ей и продолжил говорить: — Я Шуру пальцем не тронул, ни в чём не виноват и жениться не стану.
— Люди зря не говорят… — упрекнула Настя.
— Люди постоянно что-то говорят. Когда ты замуж выходила, говорили, что у тебя «брюхо на нос лезет». Ты вроде не слониха, два года беременной ходить, чего же не родила, раз «люди зря не говорят»? — выдал непривычно длинную тираду Лёша.
— Глупости не мели, — перебил сына Фёдор. — Отцовское слово слушать будешь, или силком тащить?
— Я отцовское слово слушаю, только жениться на Шуре не стану.
— Лёша! — снова заплакала Полина, бросив взгляд на Настю.
Кто знает, что придёт в голову этой сумасшедшей девчонке, вдруг и правда пристрелит Лёшку, как белку, не успеет тот вытащить голову из кустов. Не она, так сама Шура, а не Шура — отец её, который, судя по всему, не в себе.
— Что Лёша? — поднялся Алексей. — Не женюсь я на Шуре. Я пальцем её не тронул, даже мыслей таких не было! Откуда я знаю, почему про меня с Шуркой говорят, может, видели её с кем-то, перепутали. — Он развёл руки, точь-в-точь, как отец. — Какого беса мне на какой-то Ермолиной жениться, если у меня девушка есть!
— Лёша! Алексей! Ну, Лёшка! — смешались в один гулкий выдох возмущённые, удивлённые, восторженные голоса домочадцев.
— Ты почему не говорил, что у тебя девочка есть? — всплеснула руками Полина, Игнат едва сдержался, не прокомментировал материнское невинное «девочка». — В гости пригласил бы, познакомил нас.
— Куда? — Лёша посмотрел на Полину, тут же отвёл взгляд. — Испугать, если только, — он не сумел сдержать усмешки, хоть и постарался спрятать.
— Если греха нет, то и бояться нечего, — зычно проговорил Фёдор, у Игната невольно выступили мурашки на руках, приподнимая волоски.
«Нечего бояться»… В Кандалах очередную публицистическую развесистую клюкву о староверах можно снимать: мужики в косоворотках, с бородами-лопатами, женщины в юбках в пол, с покрытыми головами, послушные, богобоязненные дети, не смеющие нарушить отцовский наказ. Для красочности стоит достать дедовский карабин, припрятав современную сайгу*, выкатить прогнивший тракторёнок, хмуро смотреть в камеру, рассказывая небылицы, которые хотят услышать зрители.
Современной девушке, далёкой от религии, испугаться недолго, если уж у Игната волосы нет-нет, а встают дыбом от вида Фёдора, его голоса, рассуждений, крутого нрава. Прав Лёшка, на все сто процентов прав — нечего здесь обычной девчонке делать. А была бы не обычная, «своя», не скрывал бы племянник подругу сердца.