Работали мы «световой день» – поднимались рано утром и уезжали со стройки лишь когда трудно было различить гвоздь в руке. Мне приходилось трудновато, но физически терпимо. Больше тяготило само долгое занятие физическим трудом: думать в это время не очень-то получалось. Чтобы как-то структурировать долгий день, я брал с собой шоколадную конфету (до сих пор помню – «Каракум» местного производства, у неё в начинке похрустывали какие-то крупинки) и откусывал каждый час по кусочку, так, чтобы растянуть до конца работы.

Вечером мы возвращались вымотанными и грязными. Это не мешало группе парней, к которой принадлежал и я, устраивать в раздевалке песенную пантомиму:

– Вьюга смешала (крутили руками, имитируя работу бетономешалки)…

– Землю (все тыкали пальцем в пол)…

– С небом (воздевали руки вверх)…

– Тёмное небо (каждый показывал на что-нибудь тёмное)…

– С белым снегом (показывали на белое, найти белое что-то было труднее)…

Зачинщиком выступал Женя Отачкин119, самый колоритный из наших целинников. Коренастый, бородатый, закончивший до мехмата два или три курса мореходного училища, весельчак, циник, матерщинник, он умел и любил работать, мог вселить кураж в любую затею. Энергия из него била фонтаном, хотя какая-то более животная, чем этого хотелось.

Научился я на целине не только строить, но ещё водить грузовик и даже трактор. Трактор меня поразил своей массой, ощущаемой физически при его движении, особенно при поворотах. Вождение грузовика, на первый взгляд, не слишком отличалось от управления легковушкой, но на второй взгляд…

Юрист-старшекурсник по прозвищу Тигра, работавший в стройотряде шофёром и позволявший мне порою садиться за руль, как-то, когда мы ездили за бутом, сказал:

– Туда ещё три грузовика едут. Если не будешь первым, больше водить не дам.

Ох, я и газанул! Разогнался вовсю, а потом наехал на россыпь булыжников, и машину стало заносить влево. Я резко крутанул руль вправо и нечаянно ещё надавил на газ. Грузовик подбросило так, что мы крепко стукнулись головами о крышу кабины. Он накренился, встал на два колеса, но всё-таки не перевернулся, устоял.

Мы остановились. Юрист вытер лоб, глянул на меня и вздохнул:

– Можешь отмечать второй день рождения. Наше счастье, что мы пустые ехали, не с бутом.

На этом моя шофёрская практика на целине закончилась.

Случилась однажды неожиданная поездка – на зону. Мы и до этого знали, что где-то неподалёку есть лагерь, поскольку изредка наши грузовики останавливали и досматривали люди с автоматами в поисках кого—то сбежавшего. А тут вдруг оказалось, что у нас на объекте кончается цемент, что поставят его только через несколько дней. Единственное средство избежать простоя (снижающего заработок) – ехать самим за цементом на зону, куда пришло несколько вагонов со стройматериалами. Отправились вчетвером. На зоне мы оказались сначала у начальника лагеря, который нас строго проинструктировал: мол, здесь сидят за особо тяжкие преступления, так что необходимо быть начеку, ничего зэкам не давать, ничего от них не брать и т. д.

Когда мы подошли к вагону с цементом, то обнаружили неподалёку от него нескольких качков, лениво сидящих в теньке. Разговорились. В основном, они рассказывали о себе. Причём из их историй следовало, что все они сидят по чистому недоразумению. Наши попытки заняться погрузкой парни пресекали, уверяли, что всё будет в порядке. И впрямь, наговорившись, они велели нам сидеть, а сами, взяв лопаты, с такой скоростью загрузили нам машину, что мы и вдесятером не управились бы так быстро.

Здесь, в казахской степи, я первый раз выругался матом. Матерщина вокруг была обычным делом. Местное руководство, казалось, и не понимало обращений, не обрамлённых соответствующими словами, но для общения с начальниками у нас был командир, который умел говорить на их языке.