– Что не так? Я же просто прикалываюсь, – жалостливо пропищала соседка, заметив то, как именно смотрел Глеб.

Я и сама, позабыв о чувстве стыда, слегка вздрогнула.

В глазах Вознесенского не было и намека на радость или веселье. О, нет. Глеб был зол. Очень и очень зол.

– Маша, – процедил он сквозь зубы.

– Ой, да держи, – соседка обладала невероятной способностью быстро приходить в норму, поскольку тон ее больше не звучал испуганным. Скорее, наигранно беспристрастным? – Где там твои пакеты, ребята заждались уже.

И вернув телефон Глебу, она тут же умчалась в обратную сторону, даже не взглянув в сторону озвученных ею вещей. Пакеты так и остались сиротливо ждать своего часа позади Глеба, а фигура Маши — тонуть в ночном мраке.

Видимо, не такая уж она и непробиваемая, как хотела показаться.

С уходом блондинки окружающее нас пространство погрузилось в тишину. Фонарик подсвечивал наши ноги, поскольку руки Глеба были опущены, а в воздухе витало густое чувство неловкости.

Что вообще нужно говорить в таких ситуациях?

– Ты в порядке? – к счастью, Вознесенский первым решил начать наш диалог.

Я кивнула. Говорить не хотелось. Но так уж вышло, что именно устная речь была одним из первых этапов эволюции человечества. И именно ею нужно было воспользоваться, чтобы хоть как-то донести до мальчишки, что со мной действительно все хорошо.

Хотя по ощущениям мне казалось, что большего позора в жизни я никогда не пережила бы.

– Держи, накинь на себя, – увидев, как я безуспешно пыталась собраться с духом, Глеб стянул с себя футболку и протянул мне.

– А как же… – тут я вновь зависла.

Теперь уже здравые мысли точно покинули мою голову. Он собрался с голым торсом зависать с ребятами? Чтобы девчонки окончательно голову потеряли?

Если уж даже меня вело от одного вида невинного мальчишеского обнажения.

– Мы же на пляже, – виновато улыбнулся Вознесенский, пожав плечами. – Не парься, я отвернусь.

И действительно отвернулся, как только я дрожащей рукой приняла принадлежащую ему вещь. Вторую за сегодняшний вечер!

Когда я отняла обе руки от грозящей выставить на показ мои прелести блузки, сердце совершило кульбит. Футболка пахла Глебом. Терпкий аромат, пропитанный запахом морских волн и солнца с едва уловимыми нотками стирального порошка. Головокружительно и так…по-настоящему.

Я надевала его футболку настолько медленно и аккуратно, словно это была самая дорогая на свете вещь.

Так оно и было, вероятно. Ведь нет важней вещей, что дороги сердцу.

– Я все, спасибо, – кое-как закончив с переодеванием, произнесла тихо, и Глеб обернулся. – Но Маша права. Мне не место среди вас. Я лучше пойду обратно в комнату и…. – было больно признавать правоту противной соседки.

Но ведь она явно уже растрещала о моем позоре ребятам. Как я после такого буду спокойно находиться среди остальных?

Да и расспрашивать Глеба сейчас о первой ночи в лагере тоже казалось неуместным. Не после всего этого.

– Возможно это твой последний шанс влиться в коллектив, – нахмурившись, проговорил Вознесенский, в упор не видящий проблемы.

А она была буквально у него под носом. Стояла, скромно пряча руки с порванной блузкой за спиной. В его футболке и полностью окутанная его запахом.

– Ты же не собираешься до конца жизни быть изгоем? Думаю, это неприятно.

Слова Глеба стали для меня последней каплей. И без того расшатанные нервы сдали.

Вот значит кем он меня считает? Изгоем…

– А, знаешь, – тщательно подбирая слова, вымолвила. – Я никогда и не хотела становиться частью такого коллектива. И не захочу, – выдавила с отчаянной ненавистью, и, резко развернувшись на пятках, поторопилась в сторону лагеря.