– Тогда давай свою развалюху. – Саша широко улыбается отцу, но, подобно ему же, моментально надевает самую серьезную из своих масок. – Теперь буду делать не просто фото мамы с вонючими цветами от отчима, а винтажные фото мамы с вонючими цветами от отчима. Спасибо. Суперский стартап, па. Что там говорят про то, будто родители заставляют детей достигать того, чего хотели добиться сами?

– Рот на замок, малец, она еще не твоя. – Алексей подмигивает сыну, отдавая ему фотоаппарат и затем складывая руки на груди: – Лучше сделай фото отца. Потом будешь тыкать им в лицо писакам, которые на пике твоей славы спросят, какой снимок ты считаешь самым любимым.

Саша усмехается и присматривается в видоискатель. В объектив попадает не только отец, но и любимые спаленные солнцем и растрескавшиеся от времени клумбы. Честно – любить в этом снимке было что.

Щелчок – и цветастый лист. Адамов-младший жадно выхватывает его, чуть не уронив на деревянные доски пола.

– Дай ему подсохнуть и проявиться, умник.

Юноша кладет снимок на стол и складывает руки в замок.

– Ну и каково, лучший фотограф России-матушки?

– Пепельница смотрится… весьма гармонично.

– Как вспомню, что ты подарил мне ее на свой восьмой Новый год, так вздрогну. Быстро же ты взрослеешь, Санька, – Алексей пару раз медленно кивает, словно доказывая этот неожиданный факт самому себе. – А теперь вали к Вавилову и матери. Ей сейчас нельзя волноваться, так что, если узнаю, что ты активно зависаешь с дружками в подъездах или лезешь к девчонкам под юбки, уши надеру и выдеру заодно. Comprende?1

– Все будет окей, пап. Долго не зависать, под юбки лезть только с твоего разрешения. Comprende.

Уходя от отца, он в очередной раз думает о том, как сильно любит его дом.

Его хозяина, может быть, тоже.

Where will I go

When the only home I’ve known

Is ashes now?

Now

How will I know

When the only love I’m shown

Is so changeable?

Daughter – Dreams of William

Ровная полоска розоватого вечернего света отливает на усыпанной созвездиями родинок спине Саши мягким матовым золотом. Он заперся в своей комнате и, сбив в комок дырявые кое-где простыни в мелкий цветочек, уселся на кровать для тщательного изучения допотопной камеры, которая, согласно уверенным словам отца, сулит ему миллионы долларов и миллиарды корреспондентов, жаждущих узнать о самом удачном в его головокружительной карьере снимке.

Конечно, он с трудом представляет подобный результат событий, которым совершенно безбашенно дает ход прямо сейчас, тем не менее небольшой капитал для будущей жизни на фотосъемках сколотить и в самом деле можно. Он давно принял мысль о том, что нечто великое, к чему так внезапно начал готовить его отец, скорее всего обойдет его стороной. Саша предпочитал жить по безрассудному принципу «здесь и сейчас», получая оплеухи и подзатыльники судьбы, но мгновенно фильтруя и впитывая то, что она рисковала ему подкидывать. Его философией было утверждение, что жизнь становится проще, когда понимаешь, что она рано или поздно оборвется. Значимость многих проблем катастрофически преувеличена, потому что они способны лишь в какой-то степени менять течение судьбы, но уж точно не предотвращать ее неизбежный конец.

Сегодня, в новом-старом дне, наступившем после встречи отца и сына, Наталья, женщина в самом расцвете лет с постоянно кардинально меняющимся имиджем и неизменными очаровательными ямочками на щеках, которые повезло унаследовать и Саше, отваживается примерить на себя роль примерной жены, счастливой матери и хранительницы домашнего очага. Она получается у нее, откровенно говоря, не слишком искренне, и Александр, морщась, но послушно глотая патоку фальши ее приветствия, по приходе домой небрежно чмокает мать в напудренную розоватую щеку и спешит в свою личную обитель, стараясь как можно быстрее скрыться от назойливых проявлений актерской заботы и театральной нежности.