– Мой ответ товарищу Троцкому!

– Каков наглец! – возмутилась Новосильцева.

– Умный наглец. Потому что именно ему пришло в голову: переговоры с большевиками вообще не нужны. Красная Россия немцам и австрийцам совсем ни к чему. Им нужна лишь её южная часть – Малороссия с ее углем, хлебом и салом. И немцы тут же связались с малороссийскими сепаратистами, которые под австро-немецкую дудку объявили «независимую Украину». И хоть Троцкий кричал, что никакой Украины не существует, а Малороссия – часть России, ничего ему не помогло. Эту «независимую Украинскую народную республику» Центральные державы немедленно признали и подписали с ней договор о дружбе и военном союзе. Мало того, «самостийники», даже не изучив толком договор, стали умолять немцев как можно скорее ввести в Малороссию войска для защиты от красной России и от собственного населения, подавляющая часть которого – те же русские. А чтобы у большевиков не оставалось иллюзий, немцы двинулись на Петроград. 23 февраля остановились у Пскова, но своего добились: теперь большевики подписали договор на совершенно унизительных условиях. Много пришлось отдать. Правда, тут как посмотреть. Немцы, к примеру, потребовали уйти из Польши, Лифляндии с Курляндией, из Финляндии, дать свободу всей «Украине». Так ведь от прибалтийских территорий с Финляндией отказалось еще Временное правительство. И «автономную Украину» оно же признало еще в марте семнадцатого года. Малороссию красные и без того не контролировали. Но Ленин выиграл время, которое большевики потратили с величайшей пользой: сегодня они создают сильную дисциплинированную армию, и мощь ее растет с каждым днем.

– Такое чувство, что вы, Людовик, большевиками восхищаетесь, – с укором сказала Новосильцева. – Тоже продались за немецкие марки, как Ленин? – она пьяненько усмехнулась.

– Просто отдаю им должное. И я знаю, что говорю, – заметил Грондейс. – Для того мне, как репортеру, и даны глаза, чтобы видеть жизнь такой, как она есть. Тем я и отличаюсь от деникинских и колчаковских пропагандистов. И от красных тоже.

– Все равно, – упрямо сказала Новосильцева. – Капитулировать, когда победа так близка, – предательство. Какие тут оправдания?

Делегация украинских сепаратистов-предателей в Брест-Литовске

Грондейс посмотрел на нее с сочувствием и даже с жалостью. Потом махнул рукой и предложил еще по глотку. Раскурив черную сигариллу, сказал:

– Надеюсь, вы прекрасно знаете и без меня: вещи, очевидные и простые, часто используются для того, чтобы скрыть настоящую правду, неудобную и даже позорную. Победа была близка? Если так, то Россия победила бы. И никакой малоизвестный политический эмигрант, пусть он даже семи пядей во лбу… – так, кажется, у вас говорят?

– Да, говорят.

– Так вот, даже гений заговоров, революций и переворотов не способен вот так, в два дня, развалить гигантскую империю. Пусть даже ему отвалили три миллиарда немецких марок. Или сто миллиардов. Между тем, еще царское правительство было готово заключить с немцами сепаратный мир. И немцы делали царю намеки на сей счет. Но у Николая просто не хватило духу надуть своих фантастически верных союзников. Его, представителя Гольштейн-Готторпской династии, которая присвоила имя Романовых, и без того обвиняли в тайной любви к немцам. У меня есть основания утверждать, что в шестнадцатом году, летом, в Петрограде тайно побывал великий герцог Эрнст Гессенский, родной брат императрицы. От имени кайзера приезжал.

– Зачем же? Да еще тайно.

– Да за тем же! – нетерпеливо притопнул ногой Грондейс. – Мир просить! Сепаратный!