– Конечно, – уверенно подтвердил Уолсон. – А что вы хотели? Я всё-таки мастер аферы, а вы, уж извините, до моего уровня пока ещё не доросли. Кроме того, мною проделана вся подготовительная работа: найдены наследники князя Меншикова; собрана доказательная база для того, чтобы обосновать их право на наследство в суде. Я думаю, что предложенной мною суммы будет более чем достаточно.

– Знаете, Майкл, – сказал Павел после некоторой паузы, – если бы вы или кто-нибудь другой – без разницы – попросил меня оказать услугу по части организации некой махинации и посулил за это солидные деньги, я бы не раздумывая согласился. Однако вы предложили мне участвовать в деле, то есть работать на свой страх и риск, без гарантии на успех и на получение вознаграждения. При этом вы предлагаете мне пять процентов на том основании, что мои способности по сравнению с вашими ничто и большего якобы я не стою…

– Да, я так считаю, – отрезал Майкл Уолсон довольно сердитым голосом, – потому что ни вы сами, господин Чернышёв, ни ваши мелкие махинации не убедили меня в обратном.

– Так я вам докажу, что я в своём деле ничем не хуже вас, – глядя исподлобья на американца, проворчал Павел, – а в чём-то, может, и получше…

– Это вряд ли, – спокойно и демонстративно холодно возразил Уолсон. – Видимо, я в вас ошибся, и в качестве помощника вы мне не подходите, а потому – прощайте.

Майкл Уолсон встал со скамейки и размеренным шагом направился прочь.

– До скорой встречи, – проговорил ему вслед Павел Чернышёв.

– Запомните, сукины дети: на корабле капитан – Господь Бог, а я для вас – глас божий! – надорванным басом крикнул боцман.

Каждый день на большом трёхмачтовом торговом корабле начинался с этого крика, после которого матросы выполняли команды только бегом, изо всех сил шлёпая голыми пятками по палубе.

Плывущий по просторам Белого моря корабль, доверху нагруженный пенькой, воском, китовым усом и другими русскими товарами, принадлежал британской «Московской торговой компании» и держал курс к берегам Англии. Так уж повелось с незапамятных времён, что английские суда без помех и с немалой выгодой вывозили товары из Московии, но времена, как и всё на свете, меняются. На дворе стоял 1693 год, и стараниями русского царя Петра Алексеевича английские купцы постепенно утрачивали монополию на торговлю с Россией.

– Эй, мальчик, чего раззявился?! – гаркнул боцман молодому чернявому пареньку, засмотревшемуся на двух косаток, резвившихся справа по борту судна. – Гальюн сам себя не вымоет!

Паренёк проворно схватил кожаное ведро на верёвке и побежал к бушприту, под которым было устроено отхожее место для матросов. Служба юнги на английском торговом корабле не сахар, но деваться некуда – крутись весь день как белка в колесе. Разве что капитан нет-нет да и пожалеет мальчишку и пошлёт его «сбегать за трубкой». Тогда можно и передохнуть чуток.

Так уж получилось, что в море парнишка оказался, в общем-то, случайно. Искателем приключений он не был – приключения сами его нашли. Настоящее имя мальчика было Иван; по батюшке – Прокофьич. Родился он в городе Архангельске, потому-то и знал русский язык, а поскольку появился он на свет в семье корабельного мастера, то и грамоте был обучен сызмальства. Конец века семнадцатого – время великих перемен, а Архангельск – город портовый, необычный. Тут тебе и купцы богатые, и корабли иноземные, и матросы со всего света, и товары диковинные – нигде в России такого не встретишь.

В таком-то странном месте и сынишка у корабельного мастера Прокофия Ряхина родился особенный – не в отцовскую породу пошёл. Сам Прокофий уже в летах был, когда овдовел, но долго горевать не стал: взял себе другую жену – молодую, ладную, пригожую лицом. Поговаривали, что новая благоверная Ряхина целомудрием не отличалась и мальчонку прижила от иноземного купца, но то были только разговоры. Как бы там ни было, сынишка, названный Иваном, рос не по-русски черноволосым, черноглазым, не в меру шустрым, но смышлёным. Отец, понятное дело, прочил его себе в преемники, а потому с самых ранних лет озаботился обучением его не только грамоте, но также и другим наукам, необходимым для корабельного ремесла. Иван оказался к обучению способным, но уж слишком непоседливым. Часто убегал он из дома и шнырял в одиночку по городу. Ни с кем из сверстников дружбу он не водил, а больше всего любил бывать в тех местах, где собирались иноземцы. Моряки с иностранных судов (по большей части английских) облюбовали несколько трактиров, стоявших по соседству со складами. В одно из заведений, которое почище, Ивана не пускали: там собирались в основном офицеры и негоцианты, – зато в двух других он околачивался чуть ли не каждый день. Нахватавшись иноземных слов, он с грехом пополам освоил английскую речь, а со временем и голландский с немецким стал понимать (команды кораблей были многонациональными). Так и повелось: как наступало лето и в Архангельск приходили торговые корабли, Иван пропадал среди иноземцев, а после того, как навигация заканчивалась, возвращался домой и прилежно постигал науки.