– Потише ты, вся деревня слышит.

– Думаешь, в ней удобно спать?

– Не знаю, там же доски, – я пощупал крышку, – жестко.

– А если постелить тряпку?

– Правда хочешь в гробу спать?

– А что? Буду как Ленин.

– Попробуй.

Мы взяли украденную простыню, постелили под нее сена и Пашка, закрыв глаза, улегся в крышку, сложив на животе руки.

– Ну как я?

– Ну…

– А что это вы тут делаете? – из сада выбрался лучший Пашкин друг Шурик Моргуненок.

– Вот… – ответил я.

– Пашка помер? – Шурик схватился за висевшую на рубашке октябрятскую звездочку и попятился.

– Ну…

– Помер!!! – Шурик кинулся бежать.

– Хорошо пошутили, – брат открыл глаза. – Бате понравится.

– Наверно. А вот мамке нет.

Бегущий домой Моргуненок встретил жену Лобана – Нинку.

– Тетя Нина, Пашка Костромин помер!

– Давно пора, – пробурчала соседка. – От костромят одни беспокойства и шум. Когда, гоаворишь, похороны?

– Не знаю.

– Ладно, беги, порадуй мамку.

Лобаниха еще с Пеклихлебов была дружна с тетей Ниной Свечкиной. Она кинулась в дом, заказала межгород и скорбным голосом сообщила о смерти племянника. Свечкина позвонила нам. Мать взяла трубку.

– Слушаю, – она всегда относилась к телефону настороженно.

– Ой, Валь, это ты?

– Да, я, Нин. Что ты хотела? – подозревая, что звонок вызван отцовской кражей, осторожно спросила мать.

– Ой, какое горе, горе какое!!! Как же вы там?

– Нормально… А что стряслось?

– Горе какое, какое горе! Еще мамка не знает.

– Вот же клуша, – в сторону сказала мать, а в трубку спросила:

– Что случилось-то?

– Павлик-то, Павлуша наш! Кровиночка! Ой, Господи, что делать то?

– А что делать?

– Хоронить, Валь, хоронить. Что тут теперь сделаешь?

– От кого хоронить? Зачем?

– В землю, Валь, ой, не могу! – Свечкина зарыдала в голос, работая на публику – стоящих в коридоре общежития соседей.

– Нин, у вас в роду все психические? – строго спросила мать.

– Валь, я тебя понимаю, у тебя шок. Я не обижаюсь, поверь. Так когда похороны?

– Чьи?

– Пашкины.

– Нин, как проспишься, так и звони! – мать грохнула трубкой об аппарат. – Больная! Вся в брата!

Телефон снова затрезвонил. Мать осторожно подняла трубку.

– Слушаю.

– Тять Валь, это я, Лариска. Теть Валь, я вам сочувствую.

– Ларис, себе посочувствуй – тебе лечиться надо, вместе с твоей мамашей.

В трубке пошептались.

– Теть Валь, мы понимаем, вы сейчас не соображаете ничего.

– Ларис, что тебе надо?

– Когда похороны?

Мать закатила глаза и устало вздохнула.

– Чьи?

– Пашкины.

– Это Витька такую дичь сочинил?

– Нет, у нас его давно не было. Это Лобаниха позвонила и сказала.

– Нинка кошкодавница еще та, нашли, кому верить. Жив Пашка, что б ему пусто было! Жрет, как пылесос.

– Да?.. – в трубке снова озадаченно зашептались. – А его можно услышать?

– Носится где-то, паразит припадочный. Где я его ловить буду?

Трубка зашепталась.

– А вы не могли бы позвонить, когда он придет?

– Нет, не могу! – отрезала бережливая мать. – У нас денег нет, межгород из-за всякой ерунды заказывать. Скажи спасибо дяде Вите, он все спускает на учебу. У вас все?

– Ну…

– У вас что нового? – внезапно вспомнила она о хороших манерах.

– А у нас-то, у нас! Вы не поверите! К мамке мастер пришел с фабрики, а у него сапоги сперли!

– Какой ужас.

– И не говорите! А еще соседа хоронили, а кто-то крышку с гроба упер.

– Это как?

– Она в коридоре стояла, в комнате места не было.

– У вас там сплошь сумасшедшие какие-то, – мать покосилась в сторону спальни. – А вы еще всяких дур вроде Лобанихи слушаете.

– Пашка точно живой? – трубку взяла тетя Нина.

– Живой, Нин, не дождетесь. – Раздался звонок от калитки. – Ладно, мне пора, кого-то черти принесли.

Мать вышла из дома, прохрустела шлаком по дорожке, отперла калитку. За ней стояли Лобаниха и Моргуниха в черных платках.