– Витаю (Приветствую; пер. с укр.), – усаживаясь на стул, буркнул он.

– Привет, – чуть приподнявшись, отозвался я.

– Ну что ж, давай знайомытыся. Богдан. (Ну что ж, давай знакомиться. Богдан; пер. с укр.)

– Евгений, – представился я, и мы обменялись лёгким рукопожатием.

– Значит, це тебе вызначилы на мисце Яшки? (Значит, это тебя определили на место Яшки; пер. с укр.)

– Какого-такого Яшки? – вопросительно свёл брови я.

– Та парубка, який тут жыв. Трудныка. Вин втик звидсы вже через тыждень. (Да пацана, который тут жил. Трудника. Он сбежал отсюда уже через неделю; пер. с укр.)

Мой сосед по келье говорил по-украински, но я, для вашего удобства, в дальнейшем буду излагать его фразы по-русски. Мне кажется, вам всё же так будет удобней. Ведь не все из вас знают украинский язык.

– Получается, что меня, – развёл руками я.

Я снова откинулся на подушку и закрыл глаза.

Ну что ж, вот появился ответ на первый из множества крутившихся в моей голове вопросов. Здесь до меня жил не Радик! Здесь до меня обитал некий Яшка!

Богдан, кряхтя, снял ботинки, забросил их в угол, после чего растянулся на своей койке.

– Фу-у-у! – устало выдохнул он.

Некоторое время мы лежали молча. Богдан, наверное, ожидал, что я заговорю с ним первым – логичная реакция ничего не знающего новичка на появление всё знающего старожила. Но в данном случае эта логика не сработала, и он решил проявить инициативу сам.

– Какими сюда судьбами?

Я немного помолчал, после чего, как бы нехотя, выдавил:

– Да так. Жизненные обстоятельства.

Снова возникла пауза.

– Я вижу, ты не охотник до разговоров, – прервал её, наконец, мой сосед.

– А что здесь говорить? – пробурчал я. – Здесь и говорить-то особо нечего.

Ох, сколько же мне стоило тогда усилий, чтобы удержать себя от рвавшихся из меня расспросов! Но требовалось соответствовать нужному образу. Я – сама апатия! Я – полностью потерявший жизненный смысл человек!

– Ну, на постриг ты явно не собираешься, – утвердительно проговорил Богдан.

– Там будет видно, – осторожно ответил я.

– Не похоже и на то, что ты после отсидки.

Я подтверждающе помотал головой.

– Тогда, получается, ты из распутья, – уверенно заключил Богдан. – Либо отрешиться от всего земного, либо накинуть петлю себе на шею. И ты, естественно, выбрал первое.

– Да, что-то типа того, – тяжело вздохнул я…

Придя в храм на вечернюю молитву, – она начиналась сразу же после ужина, – я почувствовал себя несколько неуютно. А почувствовал я себя так потому, что на церковных богослужениях мне до этого никогда бывать ещё не приходилось.

Нет, чисто по логике, я, конечно же, понимал, что на богослужении мне нужно будет молиться. Но молиться – оно ведь тоже нужно умеючи. А вот как это делать правильно – вот этого я как раз таки тогда и не знал!

– Не волнуйся, – сказал мне уловивший мою неуверенность отец Гавриил. – Просто делай всё то, что делают остальные. Когда все крестятся – крестись, когда все кланяются – кланяйся. Но самое главное, думай только о Боге! Если ты будешь думать о Боге, то душевное равновесие ты обретёшь гораздо скорей!

Я делал всё точно так, как он мне велел – стал позади всех и в нужные моменты кланялся и крестился. Но вот думать только о Боге у меня, ну, совершенно не получалось. Я думал только о Радике. А о Боге мне не думалось даже и в том числе.

Во время этого богослужения случилось одно происшествие, которое просто не могло не обратить на себя внимания.

В разгар молебного песнопения, когда вся братия смиренно складывала руки и блаженно закатывала глаза, отец Митрофаний вдруг свалился на пол и, точно подкошенный, стал извиваться в судорожных конвульсиях.