Да какие тут, к чёрту, могут быть итоги? После нескольких-то часов пребывания в монастыре.

Но один итог всё же был – это зародившиеся во мне подозрения относительно «фармацевтической лаборатории».

Но куда, вот, подевался мой Радик?

Эх, был бы хотя бы хоть малейший намёк для ответа на этот самый главный и самый важный для меня вопрос!

В келье было тепло. В монастыре топили на совесть. Батареи были очень горячие, и я вскоре почувствовал, что стремительно погружаюсь в сон.

Из царства Морфея меня выдернули чьи-то отдававшие эхом шаги.

Когда считаешь обстановку враждебной, любые звуки способны породить лихорадочную тревогу.

– Можно?

У заглянувшего в келью облачённого в подрясник старца было настолько блаженное выражение лица, что создавалось такое впечатление, будто он только что спустился с небес.

Поправив свои роговые очки, он вопросительно уставился на меня.

Я слегка кивнул головой, но он на этот жест никак не отреагировал.

Позднее я узнал, что для разрешения войти мне просто следовало произнести: «Аминь». Но я тогда ещё не знал всех монастырских порядков. И старец, видимо, это понял. Потоптавшись ещё примерно с десяток секунд, он осторожно переступил через порог.

– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе, Сын Божий, помилуй нас, – перекрестился он на висевший в углу кельи Образ, после чего, повернувшись ко мне, представился: – Отец Амвросий, библиотекарь.

Положив на стол принесённую им с собой книгу, он пододвинул к себе стул, после чего уселся рядом со мной.

– Те, кто несчастен в жизни мирской, часто обретают счастье именно в святой обители! – нравоучительно произнёс он. – И отрешение от мирских забот для них есть отрешение от никчемной и опустошающей душу жизни.

Далее отец Амвросий разъяснил мне, что если я настроен посвятить остаток своей жизни служению Богу, то я должен для этого делать следующее:

– быть православным христианином;

– проникаться душою в богослужения и любить их;

– совершать утреннее и вечернее молитвенное правило (то бишь, молиться по утрам и вечерам);

– соблюдать духовный и телесный пост;

– чтить православные праздники;

– читать духовную литературу, повествующую о монашеской жизни и об истории монашества.

С этими словами он пододвинул ко мне принесённую им с собой книгу.

– Почитай, сын мой, для обретения душевного спокойствия и для осознания своего пути к Богу.

Это была старая потрепанная книга, на обложке которой значилось: «Житие Святых».

– Монашество есть удел сильных духом и телом, – взяв меня за руку, принялся читать проповедь библиотекарь. – Жизнь монаха не есть пренебрежение окружающим миром. Жизнь монаха есть отречение от плотских удовольствий, от грешных наслаждений и от всяких, там, пагубных страстей. Монашество – это тесная связь с Господом нашим, с Богом. Это тихая радость от общения с ним. Это восстановление первоначальной чистоты и безгрешности, которыми были наделены в раю Адам и Ева. Монахи, сын мой, это первые спасители нашего грешного мира! – воодушевлённо воскликнул он. – И пока звучит монашеская молитва, – и он, наконец, отпустил мою руку, – существует и весь наш грешный мир!

Отец Амвросий поднялся со стула, снова осенил себя крестным знамением, после чего вышел из кельи с гордо поднятой головой и тихонько притворил за собою дверь.

Монастырская трапезная мне понравилась. Это был уже второй раз за несколько часов моего пребывания в монастыре, когда действительность превосходила мои ожидания: сначала кельи, а теперь, вот, трапезная. Просторно, уютно, светло. Массивные длинные столы, расположенные буквой «П»: главенствующий – для монастырского начальства, остальные – для прочей братии. Чистые накрахмаленные скатерти, широкие деревянные скамейки, разрисованные библейскими сценами стены.