Меня вытолкнули… в центр арены под рёв десяти тысяч глоток. Солнце било в глаза – я щурилась, различая лишь размазанные пятна тог на трибунах. Песок под ногами был липким – вчерашняя кровь не отмылась. Из ворот напротив вышел гигант – бритый галл с железными наручами. Его мышцы блестели от масла, на груди синел татуированный змей. Не человек, а гора окровавленного мяса. Его спина была покрыта шрамами-рунами.

Толпа взвыла: «Сабриний! Сабриний!». Я растерялась. Что делать?! Я не готова биться с такой гориллой и не готова прощаться с жизнью. Он рванулся первым – я приготовилась, я знала, что у меня есть преимущество в наборе трюков и приёмов, но и против силы не попрешь. Видимо, моё владение боевым искусством впечатлило зрителей на площади, и теперь я здесь. Я долго уклонялась от его выпадов, пытаясь нанести ему удары, которые никак не мешали ему биться дальше. Я сообразила, что мне конец. Его мышцы непрошибаемы. Долго его изматывать не смогу, я измотана сама изрядно. Удар кулаком в живот. Я приняла его, пропустив силу мимо рёбер, но всё равно отлетела на три шага. Песок забился в рот. Второй удар – в голову. Я нырнула, поймала его руку и крутанула на излом. Хруст. Его рёв заглушил толпу. Но он ударил головой в переносицу – мир вспыхнул белым. Я упала на колени, чувствуя, как тёплая струя крови заливает рот. Он поднял меня за волосы, и я укусила за сухожилие на запястье – железный вкус, его пальцы разжались. Скользящий удар коленом в пах – он осел, но тут же швырнул меня на песок. И тогда я достала маленький баллончик. ПШЫК – прямо в глаза. Струя жгучего ада брызнула.

Сабриний завыл. Толпа взбеленилась. Галл отпустил меня, схватившись за лицо. Толпа взревела – кто-то кинул в меня гнилым яблоком. Я рванулась к нему, выхватывая из той же подвязки медную флягу с бензином. Достала зажигалку. Галл, ослепший, но всё ещё страшный, шагнул ко мне. Я плеснула жидкость ему в грудь и чиркнула колесиком. Пламя облизало его тело. Он закричал нечеловеческим голосом, упал. Тишина. Потом вопль на трибунах. Когда дым рассеялся, на земле лежало обугленное нечто. Толпа онемела.

Но я уже смотрела на своего пленителя. Он не аплодировал. Просто шептал что-то человеку в чёрном плаще, видимо, тоже патрицию. А потом растворился в толпе.

Первое, что я ощутила – липкий холод по спине, будто кто-то вылил за шиворот ведро ледяной воды. Руки дрожали так, что пальцы не слушались, будто чужие. Крики толпы доносились как сквозь вату – глухо, словно я нырнула на дно Тибра. Собственное сердце стучало в висках часто-часто, как крылья пойманной птицы. Я выплюнула комок крови – он оставил во рту медную горечь. Но хуже было другое: запах горелого мяса от Сабрина. Нет, не Сабрина – от того, во что он превратился. Жирный налёт на языке от бензиновых паров. И это… непередаваемое ощущение, будто я разорвала что-то важное. Не его жизнь. Правила мира. Я смотрела на свои ладони – чистые, хотя должна была быть в крови. Потому что убила не мечом. Не честно. Патриций в чёрном плаще смотрел прямо на меня. И в его глазах не было ни гнева, ни страха. Только голод. Тот самый, что бывает у коллекционеров, нашедших редкий экспонат.

А потом начался дождь – тёплый, как слезы. Он смывал пепел, кровь, остатки меня. Меня не повели в камеру. Едва я переступила кровавый песок арены, лишь успев схватить свой рюкзачок, как два раба в кожаных масках схватили меня под мышки. Их пальцы впились в синяки – я зашипела от боли, но они протащили меня мимо зевак, мимо клеток с рычащими зверями, прямо к… Чёрной лектике.