Ворвалась в ванную. О, это блаженство сродни оргазму; эта тугая струя, достойная скаковой лошади! Лиза не успела закрыть дверь, и в проеме возник Райан – сущее дитя, малыш, делающий первые шаги, разбуженный дурным сном. Лизино раздражение улетучилось.

Райан шагнул к Лизе, поцеловал в лоб:

– Извини. Я ложусь спать.

Лиза завершила процесс, поднялась. Включить воду и вымыть руки не рискнула – вдруг за эти несколько мгновений Райан от нее ускользнет?

– Хорошо, любимый. Ложись, я скоро. – Лиза сжала его запястье, еще на миг притянула Райана к себе. – Желаю приятных сновидений.

Этой фразой мама спать их отсылала – четырех плутовок, пребывавших в вечном поиске причины откосить от детского садика. Необидно, зато доходчиво.

Райан прошаркал на второй этаж. Лиза дождалась, пока под ним скрипнет кровать. Теперь можно было приниматься за уборку. Восхитительное мороженое (порции размером с человеческое лицо) растаяло под Лизиным плащом, трансформировалось в лужу, где мокли тряпочки бывших вафель. Белая субстанция доползла до бутылки, окружила ее по диаметру, осталась, заново застывшая, на деревянном полу белым трафаретом, когда Лиза подняла бутылку.

Назавтра Райан проснулся первым. Спустившись в кухню, Лиза обнаружила, что он готовит завтрак.

– Надо же нам отметить, – пояснил он, оборачиваясь и неуверенно улыбаясь. – Я тобой горжусь, честно. Мои поздравления.

У Лизы в глазах защипало. Она шагнула к Райану, обняла его сзади. Он извернулся в ее объятиях, и она, уловив намек на знакомую искру, взяла его лицо в ладони.

Настоящего желания Лиза не испытывала. В большей степени это был искусственно стимулируемый оптимизм, а то и отчаянные попытки вернуть прежнее, утраченное – например, ту легкость, ту непосредственность, с какой они раньше отмечали успехи друг друга оладьями с черникой. Лиза уже и не помнила, когда у них в последний раз был секс, – вот, значит, насколько они с Райаном углубились во тьму.

– Я возбуждена, – сказала Лиза.

– Почему? – удивился Райан.

Она ответила «Не знаю», и они занялись сексом на разделочном столе – без прелюдий и слов, как в лучшие времена.

Позднее Лиза усиленно пыталась дистанцировать ребенка от обстоятельств его зачатия.

После незадавшегося ланча Венди забросала Вайолет голосовыми сообщениями, но Вайолет, прежде чем перезвонить, выждала три дня. Уотт был в садике, Эли спал после обеда, Вайолет слонялась по комнатам первого этажа. Сегодня Мэтт, жуя мюсли, высказался в том смысле, что Венди разыгрывает Вайолет, и тут важно не повестись. Разумеется, муж прав. Но его правота ничего не меняет. Мальчик никуда не девается. Мэтт обошелся без прощального поцелуя. Вайолет пощупала землю в горшке с карликовой финиковой пальмой. Сухо. Режим полива она для прислуги распечатала, только, судя по всему, Малгожата по-английски читать не умеет. Выговор ей сделать, жалованье урезать? Едва ли это политкорректно. Вайолет взяла лейку, пошла за водой, отдавая себе отчет в том, что просто тянет время. Оставался шанс, что мальчик совсем не тот. Но сообщения Венди говорили об обратном, как, впрочем, и интуиция самой Вайолет.

На полпути в кухню Вайолет набрала номер Венди – судорожно, поспешно, запрещая себе останавливаться для дальнейших раздумий. Она с этим покончит, вот так разом. Ха! Словно звонок – финальное действие, а не акт, запускающий длинную цепь событий.

– Похоже, у меня галлюцинации, – выдала Венди вместо приветствия.

Вайолет сразу ощетинилась.

– И нечего острить, – сказала она в трубку.

– Я раз восемьдесят звонила, не меньше. Начала думать, что тебя постигло пресуществление.