– Ты такой умный, – сказала она однажды. Они по Лизиному настоянию ужинали как нормальные люди – за столом, и ужин был нормальный, а не эта вечная сухомятка. – Ты одарен свыше, Райан. Тебе под силу то, что тысячам и тысячам кажется невыполнимым. Неужели ты сам этого не знаешь?

– Дело не в одаренности. Дело в полезных знакомствах, – возразил Райан.

– Которые у тебя есть.

– Тебе не понять, Лиза. Только без обид. Не понять, и все тут.

Нет, от Райана и польза была. Хозяйственная. Например, он превосходно складывал выстиранное белье – уголок к уголку, носок к носку. Периодически мыл машины и пылесосил в доме. Выкручивал перегоревшие лампочки и вкручивал новые, говорил по телефону с Лизиными родителями, избавляя Лизу от этой повинности. Лиза честно старалась испытывать благодарность. Целовала Райана в шею, мурлыкала: она, мол, сама бы нипочем не вспомнила, что пора масло менять. Допустим, это правда, но стоит ли подобных славословий? Впрочем, по большей части Лиза, открыв дверь своим ключом, заставала Райана либо уткнувшимся в телевизор, либо оцепеневшим перед лэптопом и каждый раз, прежде чем просто сказать «привет», несколько тяжких секунд занималась когнитивной реструктуризацией. Потому что, хотя дом куплен частично на его деньги, на оплату коммунальных счетов стабильно отстегивала Лиза, и только Лиза. Потому что один старшекурсник домогался Лизы, а сделать она ничего не могла, поскольку нахал – протеже самого завкафедрой. Потому что нужды Лизины были ничтожны – вернуться домой и за бокалом вина выговориться перед кем-нибудь. Увы, ее «кто-то» подсел на «Декстера», с декабря ходит в одних и тех же серых спортивных штанах и глух к неприятностям среднестатистических работающих граждан, ибо его переживания несравнимо драматичнее.

Ни родителям, ни даже себе самой Лиза этого объяснить не могла. Как расскажешь о боли – физической, в буквальном смысле до ломоты в костях, – о той боли, когда целуешь мужа, а он отворачивается и бубнит: «Давай не сейчас»?

Или вот сегодня. Лиза – в тридцать два года! – становится штатным профессором. Прилетает домой – улыбка до ушей, в сумке мороженое-сэндвичи из «Мамблз» и бутылка пино-нуар за шестьдесят восемь долларов (от шампанского у Лизы мигрень). И что она видит? Все окна первого этажа наглухо закрыты, хотя весенний вечер восхитителен, Райан же пребывает в пижаме и в ступоре. Ну и на диване, конечно.

Райан взглянул исподлобья, определенно понял, что у Лизы чудесные новости, – и заплакал, чтобы через несколько минут устроить сеанс самобичевания:

– Проклятье. Извини.

Райан всхлипнул и весь подался к Лизе, потому что Лиза сама к нему шагнула, качнувшись, не сориентировавшись сразу в гостиной, обескураженная полумраком и затхлым воздухом после уличного света и свежести, потрясенная тем, до какой степени неладно у них дома. Мороженое она почти уронила еще в прихожей, вино оставила там же. Плащом накрыла свою надежду отметить повышение. Спрятала скромные его атрибуты – оставался шанс, что Райан не успел их заметить, что они его дополнительно не травмируют. Лиза обняла Райана, он уткнулся ей в грудь и разрыдался по-детски, со всхлипами. Она и не знала, до встречи с ним не видела, чтобы мужчины так рыдали.

– Я все порчу, Лиза… Прости, прости, – бормотал Райан, а она его укачивала, сама готовая заплакать, даром что несколько минут назад у нее голова от счастья кружилась.

– Ну что ты. Конечно, нет. – Лиза чмокнула Райана в темечко. Вот кошмар – когда-то она тем же способом утешала Грейси (они с сестрами катали младшенькую по Фэйр-Окс в тележке, из которой Грейси вывалилась). – Я здесь из-за тебя, милый.