— Почему ты покинула лагерь, Аи?

— Я просто гуляла, — честно ответила, пожала плечами, добавила: — даже не заметила, что ушла далеко.

— Не верьте ей! — подначивал Сидзин.

Тьма лишает зрения, оголяет чувства, подпитывает тревогу. Демоны — неизвестность нашего мира, а неизвестность… всегда пугает. Ожившие легенды, герои древних мифов, чьи сердца пропустили стуки. Исчадья, про которых забыли, которые уснули в Забвении, но всегда, подобно спящим вулканам, таили опасность.

Поневоле я стала частью таинственной тьмы, поэтому никого не винила в отвратительном отношении. Меня боялись, меня избегали, от меня хотели избавиться как от заразы.

Светлые правы: принадлежав однажды демону, невозможно остаться тем же человеком. Я уже переступила запретную черту. Я другая, чужая, опасная, подозрительная. Мне хотелось остаться той же обычной Аи, но не имела право. На мне клеймо женщины демона — дар тьмы и позор одновременно.

— В любом случае, — тяжело начал Цзинсун, опуская веки, — мы имеем лишь косвенные доказательства в одержимости Аи, основанные на догадках и домыслах. Мы прекрасно знаем, что… — Светлый вонзил острый взгляд в Сидзина, — одержимые выглядят не так.

Сидзин заметно побледнел, покрылся каплями пота.

— Может… может она только начала меняться!

Светлый взял меня за руку, почувствовал насколько я холодная из-за переживаний, накрыл мою кисть второй ладонью, нежно сжал, согревая.

— Может, — скучно согласился он и пожал плечами, — посмотрим. Прости, Аи. Сегодня ночевать будешь в кандалах.

— Но Вейшенг обещал прийти! — продолжала истерить незнакомая женщина, но её никто не слушал.

Сидзин очередной раз плюнув в траву, ушел раздраженный прочь. Кисэн из дома Наслаждений госпожи Сян поплелись кто куда: кто к палаткам, кто к паланкинам… Отмолчавшийся на сей раз Хенг просто ушел. Люди вернулись к своим делам, готовясь к длинной дороге.

Меня, подхватив за предплечье, Цзинсун повёл к открытой повозке, незапряженной конем. Усадил внутри, надел кандалы, левую ногу привязал цепью к колесу повозки. Я не вырывалась, сидела тихо, безучастно наблюдая за действиями Светлого. Улыбнулась, когда тот подергал цепи, проверяя на прочность.

— Теперь не убегу? — спросила я шутливо.

— Не убежишь, — мрачно улыбнулся Цзинсун, его улыбку скрыла тень.

Я с интересом подергала цепи. Тихую ночь оглушил скрежет железа.

— Принести что-нибудь?

Я засмеялась, Цзинсун же оставался картинно невозмутим.

— Не вовремя решили вы проявить заботу, господин.

— И всё же? — настаивал Светлый.

— Мне ничего не нужно. Доброй ночи.

Цзинсун сделал неуверенные шаги в сторону, почесывая затылок; кашлянул и с нехарактерной ему смущенностью добавил:

— В углу лежит теплый мех. Накинь, если замерзнешь.

— Доброй ночи, господин Цзинсун, — напористо повторила я.

— Доброй ночи, — глухо ответил Светлый и медленной походкой направился к палаткам.

В мех я всё же обернулась. Несмотря на то, что днем весна радует теплым солнцем, ночи были холодными. Опустив голову на колючее сено, завернувшись в мех, а ноги спрятав под тяжелой тканью юбок, я попыталась уснуть. Но каждый раз закрыв глаза, в страхе снова раскрывала.

Я слабо верила в одержимость, но не поддаться общей панике не могла. Я прислушивалась к себе, к своим ощущениям, внимательно следила за мыслями. Мысли сменяли друг друга, картинки из прошлого менялись на картинки из настоящего, а потом устремлялись в будущее. Слышала разговоры вдалеке, смех, шелест деревьев, ощущала дуновение ветра, а потом мир медленно поплыл — и подсознание, как бы я отчаянно не сопротивлялась, провалилось в сон.