Вздрогнув, Тома сжалась и попыталась выпрямиться, но тут тяжелая ладонь легла между лопаток, полностью блокируя такую возможность. Вот теперь он давил – и держал ее. Обжигающий шлепок не заставил себя ждать – огромная ладонь, впечатавшаяся в обе ягодицы, сообщила всем телу такой толчок, что даже диван под ней слегка скрипнул.

– А-а-а!

От шока она вскрикнула. Это было гораздо больнее, чем ожидалось – ничего себе игра. И тут же второй.

– А! А! А!

Всего пять – и он опустил ее прежде, чем она успела сообразить, что произошло: ее отшлепали. Быстро и больно – до горящей, как факел, попки, за считанные секунды.

Тяжело дыша, Тома поджала под себя ноги и забралась в угол дивана, не в силах поднять глаз. Сжалась в комок, обхватила себя руками.

– Нет, малыш, не так, – он мгновенно оказался рядом, сгреб ее в охапку и усадил на колени, – после наказания нижнюю всегда утешают. Тихо, тихо, не дергайся.

Он тихо рассмеялся, когда Тома начала яростно сопротивляться от инстинктивного возмущения, и очень скоро мягкие утешающие объятия превратились в железную хватку.

– Тома. Прекрати, – резко потребовал он, хоть и не повысил голоса. Но его повелительный тон затронул внутри какую-то струну, и она замерла, тяжело дыша. Теплый, даже слегка разгоряченный, вкусно пахнущий – он был совсем рядом. И слишком довольный собой – больше, чем она могла вынести.

– Это унизительно, – сорвалось с ее губ.

– Конечно, унизительно. Ради этого все и делается, – снова хмыкнул он и снова с легкостью предотвратил ее попытку вырваться:

– Стоп-слова помнишь?

– Н… да. Желтый и красный.

– Хорошо.

Одним движением он поменял позу, опрокинув ее на диван.

Руки Томы тут же оказались за ее головой – он крепко удерживал их одной ладонью, а вторую положил на грудь, мягко поглаживая. Его колено прижало подол платья, дополнительно фиксируя ее в лежачем положении, а свободной рукой он продолжал мучительно медленно ласкать ее, наблюдая за лицом. Тома дважды открывала рот, чтобы что-то сказать, но закрывала, так и не придумав, что.

Ей было неловко вот так молча лежать, не шевелясь – она привыкла всегда отдавать партнеру больше, чем получала. Активно ласкать, дарить наслаждение… с прижатыми за головой руками все ощущалось так странно, словно чего-то очень сильно не хватало, и это вызывало тревогу. Особенно когда ее тело начало реагировать на ласки, и Тома поняла, что откровенно и очень пассивно наслаждается.

С ее губ сорвался стон – потом еще один, когда он немного отпустил подол и задрал его, начиная ласкать между ног. Два пальца бесцеремонно проникли внутрь, в уже очень влажное лоно.

– Интересно, это не унизительно? – еле слышно спросил он.

– Что?

Еле соображая, Тома приподняла ресницы, замирая и настораживаясь от его вопроса.

– Когда течешь вот так и стонешь под тем, кто тебя отодрал по попе, – пояснил он, глядя в глаза.

От ее лица отхлынула кровь, а затем она почувствовала, как кожа в мгновение ока приобрела свекольный оттенок, и даже в глазах полыхнуло красным. Рванувшись из его рук, она только что не зарычала – но дом был готов и засмеялся, удерживая ее:

– Идем наверх. Там подерешься со мной. Я дам фору, – явно забавляясь, предложил он. Тома сузила глаза и, изловчившись, вцепилась зубами в запястье – он не сразу успел отодвинуть руку, и на коже остались заметные отметины. Но мастер только снова хмыкнул, и в его глазах что-то блеснуло:

– Ах, ты, сучка.

Он встал, поднял ее, извивающуюся, в воздух, и закинул на плечо. Мир перевернулся – а висеть к тому же было страшно. Но злость перехлестывала:

– Пусти. Немедленно поставь меня!