Наказание Валентины Ева Клен

"…Цель самопознания – отыскать собственное предназначение, определить задачу и выполнить ее. Все мы относимся изначально к одному из архетипов – охотник, хранитель, даритель, страж, исследователь, разведчик, учитель. Архетип дается еще при рождении в наследство от далеких предков. В древних племенах каждый четко понимал свое предназначение и выполнял его, отдавая максимум сородичам и получая в ответ позитивную энергию, а также материальные блага. Сегодня это знание утеряно, большинство современных людей несчастны, ощущают себя невостребованными, недолюбленными, не на своем месте, не реализованными профессионально. Человек, который не смог определить свои цели в жизни или же определил их неправильно, подсознательно стремится к самоуничтожению. Обычно это проявляется психосоматическими заболеваниями и зависимостями. Алкоголизм, наркомания, трудоголизм, неразборчивые сексуальные связи или наоборот, полный отказ от личной жизни – человек неосознанно не может мириться с тем, как живет, и прямо или косвенно делает все, чтобы не жить – даже если не предпринимает попыток к самоубийству.

Вот почему самопознание личности необычайно важно для каждого из нас. От успешности этого процесса напрямую зависит качество жизни и ее продолжительность. И самое главное – то, что каждый из нас оставляет после себя в наследие…"

Они сидели друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза – именно так, как мечтали когда-то. Никуда не спешить. Ни от кого не прятаться. Просто ловить момент. Смотреть в самую глубину зрачков – у него в обрамлении болотно-зеленой радужной оболочки, у нее насыщенно-фиолетовой. Изучать каждую черточку, каждый изгиб лиц – у него резкие и угловатые, у нее изящные и плавные. И запоминать. Запоминать. Запоминать.

Они это делали уже сто второй день подряд. С тех самых пор, как их поймали на измене. Застукали на горячем на берегу того наколдованного ней сказочного озера с жемчужно-хрустальной водой, которая напевала сладким журчанием эротические песни и стихи прямо в уши, и звенящими, серебристыми лилиями и багровыми маками, сплетенными изумрудными лианами в упругие качели и кровати. Сто и два дня им пришлось сидеть напротив и в упор смотреть друг на друга.

И теперь они мечтали забыть каждый оттенок зеленого и фиолетового, каждую резкую черточку, каждый плавный изгиб лиц. Каждый момент этого «глаза в глаза», когда не нужно торопиться и нет нужды прятаться.

Но забыть было нельзя. Слишком рано. И просто невозможно. Ведь это даже не приговор – это только ожидание приговора и суда. Который состоится… Когда состоится? Им не было позволено знать даже такой малости.

– Это просто иллюзия, – прошептала Валентина. – Это заклинание. От него можно закрыться.

– Иллюзией было то, что ты самая красивая и я жить не смогу, если не трахну тебя, – прошипел в ответ Арсений. – А тут все настоящее. Мы просто прикованы самыми настоящими железными наручниками и цепями к этим креслам и наши головы в настоящих тисках е…х, чтобы не могли и на сантиметр отвернуться друг от друга и день. И день деньской пялились на отражение своего гребаного греха и похоти. Никаких иллюзий, б..на чертова, на этот раз все реальное!

Валентина вздохнула, хотела опустить веки и закрыть глаза. Но не получилось. Как и отвести взгляд в сторону. Все-таки, это было заклинание. Глаза и веки взять в тиски невозможно.

– Арсений, милый, мне очень грустно, что твоя любовь не выдержала даже ареста. Нас ведь еще не пытали и пока что не наказали.

– Потому что это была не любовь! – прорычал он, в бессилии дергая кандалы на запястьях, прикованные к подлокотникам кресла с высокой спинкой. Пыточного кресла с тисками для головы. Еще и заколдованного – такое не сломать никакой грубой силой, и топором не разрубить. – Это ты хотела поиграться в нежные чувства, а я повелся, е…ид всегалактический!

– И велся с радостью целых полгода, дорогой! – невозмутимо напомнила она все тем же нежным голосом.

– Я до сих пор не знаю, длилось это шесть часов, которые ты колдовством растянула на шесть месяцев, или правда я так долго был настолько слепым и доверчивым. А теперь платить за это всю жизнь?!

Сколько длится жизнь колдуньи в семнадцатом колене и потомственного Охотника, одаренного бесстрашием и неуязвимостью, дабы не погибнуть преждевременно на пути добытчика живительной энергии и материальных сокровищ? Сложно точно рассчитать. Но очевидно, что не одно столетие. И что в сравнении с этим какие-то сто дней? Или немного больше.

Суд начался так же неожиданно, как и случился арест.Так делали специально, чтобы они не успели подготовиться и придумать оправдание, найти алиби и свидетелей. Или убить себя самостоятельно до суда во избежание мучительного наказания. Разбудили, едва они успели уснуть с открытыми глазами. Быстро поместили в камеры-уборные, чтобы неэстетичные естественные процессы случайно не испортили благоговение и торжественность Священного суда. Затем надели на головы обручи и на руки браслеты, защищающие от иллюзий и чар. Теперь они выглядели такими, какими сделала их природа. Не могли улучшиться магическим заклинанием или зельем для взглядов окружающих. Но и воздействию извне тоже не поддавались. Они были беспомощны, честны и чисты, как обычные люди когда-то.

– А ты красивая на самом деле… Сучка, – вынужденно заметил Арсений. – Сколько тебе там лет по метрике?

– Пятая сотня пошла, придурок, – мрачно ответила Валентина, сдувая со лба волнистую черную прядь. – А ты с пузом, оказывается… Не мешает на Охоте?

– Идиотка, все Охоты давно происходят виртуально с аватарами, могут длится неделями. Давно уже с луком и стрелами никто не бегает по прериям и не спускается на тросах в ущелья. Что делать с очками и шлемом на башке, когда в кресле сидишь сутки напролет? Закусывать, ясный красный! Я вот чевапчичи люблю с соусом красным и чипсы из ампариуса с майонезом пряженым. Конечно, пузцо расти будет, – и не подумал застесняться Арсений. – А хорошему коню, как известно, навес нужен…

– Хороший конь твой ростом-то не очень и вышел, все время три сантиметра в холке добавляла… – не задержалась с язвительным ответом Валентина. Ей было обидно, что она оказалась старше своего такого идеального совсем недавно любовника на восемьдесят два года. И выше на четыре сантиметра без башмаков. А с ними на все четырнадцать.

– Вы в суде, а не на смотринах, – одернул из Беспристрастный Страж, – Надо было бы раскаяться и смириться. Вести себя скромно, рта не раскрывать, пока не спрашивают. А спросят – отвечать достойно и по совести. Вы же обсуждаете вслух внешние качества друг друга без стыда и совести, за что получите дополнительный пункт в приговоре. Недостойные, приземленные, похотливые создания, замаскировавшиеся исполнителями благородных задач…

– У него красивые глаза, – поспешно сказала Валентина. – Добрая улыбка. И он веселый. Я влюбилась всем сердцем по-настоящему. Это была не просто похоть.

– А у нее офигенные сиськи, – добавил Арсений. – И мне с ней было хорошо, как ни с кем в жизни. Кроме того, рыться в помоях за кусочком золота и перебирать сгнившие косточки койотов дохлых в поисках мощей генеральских с великим ДНК-кодом не такая уж благородная задача… Расскажите уж всю правду наконец о настоящей Охоте!

– Вы не имеете права разглашать имперские государственные тайны. А тем более не имели права влюбляться друг в друга, – ответил невозмутимый Страж. – Я слышу в ваших голосах неприкрытый вызов и все ту же дерзкую страсть. Вы все еще желаете друг друга и не отказываетесь, а только ждете возможности продолжить свой грех. Это преступление против общества и природы. Вы нарушили закон, забыли о своих обязанностях и злоупотребили полномочиями. Есть пострадавшие. Поэтому смягчения приговора не будет. Даже несмотря на то, что любовь – позитивное чувство и оно искреннее. Она стала причиной проблем. Ее нужно пресечь и уничтожить, и вопрос будет решен. Вы понесете наказание, которое заслужили, в полной мере. В первую очередь за дерзость и легкомыслие, несдержанность и слабость перед собственными желаниями.

– За искренность, непохожесть на других и смелость любить по сердцу, а не по уму – это вы хотите сказать, возможно? – негромко спросила Валентина, сверкнув яростным взглядом. – Зачем мне соблюдать законы общества, если любовь здесь нужно пресекать и уничтожать?! – наивно изумилась почти пятисотлетняя ведьма, широко раскрывая прекрасные фиалковые глаза в обрамлении пушистых черных ресниц и первых тонких морщинок.

– Затем, что одно слабое звено уничтожает всю цепь. Непреложный закон бытия. Если одно светлое чувство вызывает хотя бы три недобрых эмоции, его нужно искоренить. И будет всем счастье.

– А если одно злое чувство вызывает три светлых эмоции, то что?! – заржал в голос Арсений. Терять ему было уже нечего, он понял это и принял.

– Такое невозможно, – был ему ответ. – Только наоборот. А вы, заслуженный Охотник тридцати степей и прерий, восьми ущелий и пяти горных хребтов, знаток пятнадцати тактик ручного боя и двадцати семи видов оружия, будете наказаны с особой строгостью за дерзость и неуважение к Суду.

– Еще и врут подло, – огорченно поджал яркие, красиво очерченные губы в обрамлении светлой бородки Арсений. – Не хочу я эту ведьму больше, хватит, наелся! С чего вы взяли, что там вообще любовь была?! Не любил я ее ни искренне, ни с притворством. Я никого не люблю. У меня нет сердца.