– Приготовишь? Я помогу. Я карбонару умею.

– Неужели?

– А что ты думаешь? Мажор, безрукий? Я, между прочим, год жил один в Лондоне, снимал комнату у старушенции, пахал в пиццерии и готовил себе сам.

Вот это да! Смотрю на него почти с восхищением. А Нахал тем временем заполняет тележку продуктами. Капец какими дорогими продуктами.

И… Кто это всё будет есть? Он?

– Эй, куда так много?

– Много? Это один раз поужинать. Не будем же мы пустую карбонару есть? Салат, оливки, нарезка мясная, сыр. Вообще, не спорь, женщина, мужчину кормить будешь.

Ого, какой! Ничего себе?

Ну, ладно. Решаю, что спорить с губернаторским сыночком себе дороже. А то и правда придумает про меня какую-нибудь гадость. Умом я понимаю, что его никто не должен послушать, я одна из лучших студенток потока, и у меня уже есть разработки на приличный грант, если получу его, будет мегакруто.

Подъезжаем к кассе. Сумма чека меня вводит в ступор. Мне этих денег хватило бы на месяц. Я даже не видела, чего он там набрал. Мне неловко, получается, он будет меня кормить? Зачем я это всё затеяла? Уже пошла бы с ним в ресторан, заказала бы три корочки хлеба, и всё.

– Ну чего ты опять нахмурилась? Улыбнись, конфетка! Поехали, будем готовить карбонару.

Вид общажной кухни Нахала не смущает.

– О, видела бы ты кухню в Лондоне, с во-о-от такими тараканами!

У нас тут тараканов нет, к счастью, потравили. Рассказывают, когда-то и крысы были. Сейчас здание, конечно, требует ремонта, но жить можно.

На кухне мы вдвоем, для общаги это редкость, но сегодня многие отмечают успешную сдачу сессии. Интересно, почему Марк не поехал отмечать? Вроде же собирался?

Я ставлю воду на макароны.

– Давай доску, нож, сковородку.

– Сейчас.

Несу посуду из комнаты.

– Тут у вас еще курорт. Вот когда я на сборы ездил с командой, вот там порой был совсем треш.

– На сборы? Куда?

– Сначала я волейболом занимался, потом борьбой, потом еще гонки.

– Интересно, а я танцами занималась. Народными.

Я и правда занималась, до аварии, а потом о танцах пришлось забыть. Вообще обо всем забыть кроме учебы. Зато училась я отлично.

– Народными, это какими? Хороводы, что ли?

– Почему? Не только хоровод, хотя он тоже был. Разные. Кадриль была, Калинка, Боярыня. Камаринский, много их.

– Покажешь?

– Что? – Снова чувствую, как щеки заливаются краской.

– Станцуешь для меня?

Губу закусываю, голову опускаю, говорю совсем тихо.

– Я не могу.

– Почему? Что такого?

В кухню заглядывает соседка из комнаты напротив, Милка, смотрит на Нахала рот раскрыв.

– Ого, какие гости у нашей Ромашки. Привет.

Нахал смотрит на нее, но никак не реагирует.

– Пожалуйста, если хочешь – можно в комнате. Или я тебя смущаю?

– Нет, не смущаешь. Я просто не могу.

– Да почему? Станцуй.

– Куда ей танцевать, она хромая! – фыркает Милка. – Давай я тебе станцую.

Рита

– Давай не давай, – резко обрывает ее Марк. – Готовить пришла или поглазеть?

– “А чё такова”? – выделывается Мила.

– Ничего. Если ты не готовишь – свали, ты нам мешаешь.

– Ой-ой, какие мы нЭжные. Адьёс! Ромашка, угостишь потом, чё вы там готовите?

– Да, конечно.

– Нет, – перебивает меня Нахал, – мы готовим на двоих, больше не получится, сорян.

– Жадный, что ли? Ну-ну, всё ясно. Ты, кстати, реально сегодня баблом разбрасывался? Я слышала, ректор в ярости, так что жди ответку, Нахал.

У меня сердце замирает, а ему хоть бы что, не смотрит даже в сторону Милки. Режет бекон.

Милка уходит, мы остаемся. Несколько минут стоим в тишине, занимаясь каждый своим делом. Я – салатом. Нахал – беконом. Потом он начинает рассказывать, как его учил сосед итальянец в Лондоне правильно готовить пасту.