Она дергала ручку, но та не поддавалась. Я смотрела на неё с ужасом, но её попытки не приводили к результату. Запах гари становился удушливым.

С другой стороны раздался грохот, и пахнуло морозным воздухом. На мне отщёлкнули ремень безопасности и подняли на ноги. Рома потащил меня к противоположному борту самолёта.

Там уже открыли аварийный выход и с шумом спустили надувной трап. Развернув меня к себе лицом, Гранин, перекрикивая крики ор пассажиров, прокричал, – катись, беги, прячься, сохраняй тепло.

Потом, не дожидаясь ответа или моих адекватных действий, он потащил меня к выходу. Я спотыкалась о какие-то вещи, но Роман, не давая мне упасть, продолжал волочь меня наружу.

Он, усадил меня на край трапа и, повторив своё, «катись-беги-прячься-сохраняй тепло», подтолкнул меня вниз. Дальше я вообще ни о чём не могла думать. Картинки мелькали быстро, как в калейдоскопе.

Вокруг было темно. В лицо ударил холодный ветер со снегом. Я покатилась вниз по надувному трапу. Шуба задралась, стараясь опереться о импровизированную горку, я ободрала руку. Едва почувствовав под ногами землю, резко выпрямилась.

Резко вскочила и побежала от самолёта так быстро, как только могла. В голове грохало то ли от бешено стучащего сердца, то ли от происходящего вокруг.

Я бежала во тьму. Считала про себя шаги. После сотого, рассмотрела в стороне серое панельное здание, похожее на хрущёвку. На втором этаже горел свет в одном единственном окошке.

Я засмотрелась на него, не снижая скорости. Зацепилась ногой и с размаху упала в рыхлый холодный снег. За спиной раздался грохот.

Упавший позади меня мужчина от души выматерился. Даже не поворачивая головы, я точно могла сказать, что это не Гранин. И не только потому, что у него был другой голос, но и из-за визгливых, истеричных ноток лежащего в снегу.

Что говорил Гранин после «беги»? «Прячься и сохраняй тепло». Растирая ушибленные руки, я села на корточки, огляделась по сторонам. Вокруг было темно. Только цепочка огней взлётной полосы горела за тёмной тушей самолёта.

Мне было ужасно страшно. Страх сковывал меня по рукам и ногам, но в голове, вместе с бешеной пульсацией бились слова Гранина «Прячься и сохраняй тепло». Поэтому я зацепилась взглядом за здание со светящимся окном и побежала.

Не оборачивалась и не думала. Механически переставляла ноги в сторону серого здания. Мне казалось, что я была одна такая. Но, добежав до старой панельки, была далеко не единственная, кто собирался попасть внутрь.

Люди толпились на входе. Отталкивали друг друга, стараясь попасть внутрь раньше других. Я хотела подождать, пока войдут остальные, но вспомнила слова Гранина и постаралась влиться в общий поток.

Это удавалось с трудом. Люди напирали со всех сторон и едва не задавили ребёнка, которого мать вела за руку. Девочка пискнула и заплакала, но люди не переставали рваться вперёд.

Те, кто были сзади, не видели малышку. А стоявшие ближе, не могли сдержать напор задних рядов пассажиров. Мать нагнулась, пытаясь поднять ребёнка, а в это время в очередь качнулась в сторону дверей.

Люди в толпе не были похожими на людей. Они, словно взбесившиеся звери рвались к двери, за которой было тепло, безопасность и спасение. В их глазах горел огонь и не было ни капли сострадания.

У меня по коже прокатилась ледяная волна страха.

Ещё секунда и по упавшим прошли бы ногами, но я закричала так громко, что люди отхлынули. Это получилось совершенно автоматически. Чудом сумел развернуться к упавшим спиной и орала во всю глотку.

На удивление, толпа отступила. Я не знала, что в самолёте так много людей, пока они сидели на своих местах. И не боялась, когда старалась защитить ребёнка. А теперь, увидев людское море в темноте, испугалась.