Старалась не показать вида, что мне страшно, но кричать перестала. Сзади раздались всхлипы и суета. Плач девочки теперь слышался гораздо выше. Значит, её сумели поднять на руки.

Что делать дальше, я не понимала. Люди снова качнулись в мою сторону. Если бы они сделали это быстрее, я могла оказаться под их ногами. Ведь отступать было некуда.

Этому стремлению людей спастись в тепле панельки не было возможности что-то противопоставить физически. Я была она, а их десятки, поэтому готовилась к худшему, когда сзади толпы раздалось почти уже родное.

– Расступитесь в стороны! Создайте коридор! Пропустите первыми людей с детьми!

Толпа раскололась на две части. Я оказалась в середине, а за моей спиной – женщина с девочкой. Гранин подошёл так стремительно, что я не успела отодвинуться. На руках он нёс двух младенцев в одинаковых комбинезонах.

В сторону, рявкнул он, быстро приближаясь. Меня снесло его энергией так, словно он физически меня оттолкнул. Мне даже страшно стало от преображения спокойного доброжелательного парня, в опасного, безжалостного хищника.

Он пронёсся мимо, попутно раздавая распоряжения. Позади шли оба пилота с кучей бумажек, стюардессы, поддерживающие пожилых людей и ораву детей разного возраста. Откуда они их столько взяли?

Теперь толпа перестала быть единым безумным организмом. В глазах появилось осмысленное выражение. Люди стали отдельными уставшими, но вполне вменяемыми организмами.

Пассажиры выстроились рядами и пошли в здание так же, как проходили досмотр в аэропорту. Кутались в пуховики, поправляли шапки. И смотрели друг на друга обычными глазами.

В них больше не было ни безумства, ни неукротимой жажды. Усталость, недовольство, но не агрессия и безжалостная решимость!

Мне должно было стать спокойнее, ведь угроза отступила. Но вместе с ней меня покинули и последние силы. Это было ужасно. Я даже покачнулась на ногах.

А когда попала в теплоту здания, поняла, что всё только начинается. Что выжить во время аварийной посадки было самым лёгким во всей этой истории. Теперь надо было как-то продержаться среди толпы людей и добраться к маме.

А ещё, не сойти с ума, ловя на себе напряжённые взгляды Романа. Пилоты ушли писать протоколы, а Гранину пришлось ругаться с работником запасного аэродрома, пытаясь разместить людей.

Он распределял задания между бортпроводницами и активными пассажирами. Со мной не разговаривал. А если и смотрел на меня, то даже без малейшего намёка на улыбку или поддержку.

Поэтому я постаралась отойти подальше и спрятаться в толпе.

Людей было ужасно много в тесных коридорах. Иван Васильевич – работник запасного аэродрома на стенания окружающих, сказал, что нам страшно повезло. Здесь много места, и мы сможем даже спать лёжа.

Раньше объект принадлежал военным и у них была казарма! Из неё сейчас в пустые комнаты основного здания мужчины начали носить свёрнутые в тугие рулоны матрасы.

Женщины застилали их какими-то грубыми, серыми тряпками, которые назвали простынями. Я помогала им, но делала всё гораздо медленнее, чем другие. Меня это злило.

А ещё начало казаться, что остальные женщины перешёптываются за моей спиной. И снова, как в самолёте, я постаралась оглядеться вокруг. Развернулась затылком в угол, расправляя складки грубой ткани на матрасе.

При этом наблюдала, что делают другие. Женщины работали слаженно. Одна вытаскивала простыню из мешка. Вторая встряхивала слежавшуюся ткань и передавала следующим. Те застилали матрасы.

Но в момент, когда они подходили друг к другу, еле заметно склоняли голову и перешёптывались. А по тому, что смотрели в этот момент на меня, стало понятно, что я и есть предмет их обсуждения.