Желтый луч полудохлого фонарика скользнул по зарослям, вычертил разбитую бутылку, ржавую консервную банку. Это все не то… А потом я заметил нечто светлое, похожее на тряпицу небольшого размера.

Просунул руку, ужалился, но стоически её не отдернул и извлек из крапивы носовой платок, перепачканный в крови. Кровь свежая – хоть и подсохла, но еще не побурела и не превратилась в корочку.

А вот это уже интереснее… Это не какая-то тряпка, которую прижимали к ране. Тут тонкий слой напачкан. Похоже, убийца оттирал платочком кровь с себя и выкинул его в заросли крапивы, и если бы не Мухтар, хрен бы его нашли когда. А если бы Ларионов не был «нашим всем» (чем конкретно – мне ещё предстоит выяснить), нас с Мухтаром бы сюда и не вызвали.

Я осмотрел платок, раздумывая, что с ним делать. В двадцать первом веке бы сказали, что дело в шляпе (ну, почти). А при нынешнем развитии криминалистических возможностей толку от него маловато. Оно и понятно, ведь ДНК-экспертизы не существует пока что. Если платок убийцы (а в этом я не сомневался – Мухтар фуфло не подсунет), в моем времени на нем можно было запросто найти клетки эпителия хозяина и пробить по ДНК-базе. Но такой базы еще долго не будет. В России появится она лишь в двухтысячных, тогда, помнится, у всех сидельцев начнут отбирать кровь, как образец ДНК, для помещения в базу данных. База это будет общероссийская, со всех исправительных учреждений станет пополняться. Я тоже не миновал этой участи. Капля моей кровушки ушла на специальный носитель – карточку, где сохранялась благодаря специальному консервирующему сорбенту. Мгновенно впитывалась, высыхала – и карточка отправлялась в лабораторию МВД для дальнейшего выделения ДНК.

Помнится, такой процесс называли типированием осужденных. От слова – получить генотип. Не у всех отбирали образцы, только у тех, кто осужден к лишению свободы за тяжкие и особо тяжкие преступления и за все преступления против половой неприкосновенности.

И вот сейчас – не думал, что когда-нибудь пожалею о том, что нет этой базы. И нет к ней доступа под рукой у Загоруйко. Жаль… Но имеем, что имеем.

Я продолжал рассматривать платочек. Ткань обычная, тоненькая хэбэшка, без рисунка и финтифлюшек. Видно, что мужской аксессуар.

Стоп! А вот это что? На краю изделия красовались вышитые вручную буковки. Из-за пятен крови в тусклом лучике фонарика я не сразу их заметил. Три буквы: «КИТ».

Что за рыба-кит такая? Или это именной платочек? Инициалы? Или все же животное морское? И то, и другое может быть. Ладно… Сейчас надо сгонять за следаком, за понятыми и замутить здесь еще один осмотр, изъять улику под протокол, как положено. Возможно, этот КИТ поможет выйти на хозяина платка. И тогда окажется, что действительно дело в шляпе.

Платочек я спрятал обратно в крапиву и приказал Мухтару искать дальше. Он повел меня обратно по тропинке и вывел на дорогу. Улочка небольшая, пустая, но проездная. А дальше след терялся. Видимо, убийца уехал на машине. Или поймал какую-нибудь попутку, что днем сделать в Зарыбинске несложно. Короче, что называется, тут его и след простыл.

Пошел назад, раздумывая… И тут я вспомнил еще одну преинтереснейшую деталь. Которая, кстати, лишь повышала ценность моей находки. Со мной в той жизни отбывал в одном отряде Жора Кривой, профессиональный домушник. Рассказывал он такой случай. Как-то он пролез в форточку, чтобы выставить очередную хату, и наткнулся там на хозяина. Тот только что вернулся домой. Хозяин, конечно, сразу в драку. Жора – дрыщ, метр с кепкой, телосложение скунса, в окошки удобно пролезать, а вот честный бой с мужиком разъяренным выдержать – это совсем не про него. Но делать же что-то надо? Тогда ушлый Жора схватил со стола ножик на кухне и ткнул потерпевшего. А после смылся. Мужик выжил и дал показания. Взяли Жору быстро, его фотка была в базе у оперов, по описаниям они быстро смекнули, что за хорёк проник в форточку и пырнул терпилу. Но Жора нанял настоящего пройдоху-адвоката. Тот научил его, что говорить, и они в полный отказ пошли. И выходило, что показания мужика – против показаний Жоры. Домушник еще бабу подговорил, дескать, с ней ночь провел, вот и алиби. Дело грозило развалиться и превратиться в темнуху.