На злобу дня по воле – потому Анна Атталь-Бушуева

Когда хочется вызывать на себя смех идеалов и мысленно долго

бежать за отъезжающим поездом. В глухую даль для обожжённых

словом мифа, своих надежд, или упав думать ещё, что не всё

потеряно. Когда розы благополучия сбиваются в кучу

самонадеянности и хотят просто глотать свои слёзы на злобу дней -

ты выходишь из того чёрного и неизвестного будущего, которого

нет. А может тебе уже это всё не интересно и только опыт предков

будоражит власть последней души на Земле. Ведь мысли ещё бегают,

а розы в руках так свежи, что их страсть медленно ложится и трогает

твои глаза мира. Им бы как вчера сесть на отъезжающий поезд и

забыть ещё чуть-чуть символической схожести мира идеала, но он

также отмер в пути и томится в глубинной форме овладения своей

жаждой жизни. Может ты страшишься и этого фривольного опыта,

хочешь отгонять мысли в своей голове также быстро, как это делает

твой друг, в нём и заискав минуты благополучия в жизни.

Городская суета отождествляет потоки стремительных надежд,

а ты переходишь которую сотню рек и всё думаешь о судьбе

народов.. Их так много соединилось внутри твоей головы сегодня и

лирическими переходами ситуативного времени всё ещё слышат они

– свою заунывную песню. Всё таят и таят, как розы благополучия на

пути к символизированию мирного будущего. Ты не был этим

поездом, а отъезжающий не стал твоей основной деятельностью на

злобу всему существующему миру. Только вороний глаз щекочет

психологическое чутьё, в котором скопилось много мыслей о

насущном города. Но в каком бы ты не жил – он прямо и скупо

приводит желаемое к тебе на ладони символа власти. Отторгнув

незыблемое правило не спешить на отъезжающий поезд и не стоять

на пустой остановке между встречным ветром, в котором попутно

слились вехи самозначительной гордости.

Об этой гордости и будет этот психологический в ритме города,

публицистический сборник поэзии. Направляющий твой мир на

точку обстоятельств, куда-то вдаль и исчезающий между звёзд

внутри непредсказуемого общества людей. Но ты их ещё не знаешь,

а твой отъезжающий уже просчитал все ходы на пути к личному

благополучию и держит розы в правой руке, чтобы положить на

твою мирную могилу. Говоря тебе о слабом чутье времени и

пожиная плоды трудов вселенского хаоса – ты притворился уже

мёртвым. Но игра не стоила свеч и новому смыслу ты веришь с

трудом, покорив ещё около тысячи километров зла. На том же

отъезжающем поезде, где-то в мысленной точке невозврата к своему

состоянию мысленного благополучия социальной совести. Её ведь

так нелегко понять, но жить с ней ещё труднее. Пока ты дышишь,

пока ощущаешь слово в своей гордо стоящей руке. Она направляет

тебя к личному символу мира, она вызывает на себя смех идеалов. И

ты выбираешь долгожданное время, а потом падаешь во тьму, в

который поезд, в который день или век. Он сумрачно отъезжает и

только дым от колёс виден за поворотом твоего осознаваемого

движения цветов и стен непререкаемой точности этого цветного

мира. В нём ты сам изобразил себя, как парящий идеал или

собственный образ ускользающего будущего, в котором нет ещё

надежд на эту жизнь. Но такт и символизм человеческого мышления

всё ближе и ближе сводят тебя к этой Земле. Перенося за глухую

даль совестливое отображение надежд на пересекающиеся линии

страха внутри тебя самого. А ветер обдаёт движением своего тела

твою душу и ускользает за поворотом смысловых надежд.

Не вылепить с плеча – своей игры,

Что хочет обгонять – слепое время,

Ей дать одну медаль и ту – взаймы

Не страшно, к слову – выжимая рай.

Но этот горб опять спадает – с краю

И тяжко тянет – в гиблые места,

Одним идти – по тротуару счастья,

Другим – нуждаться в почести истца.

И в этот день – не меркнущей надежды

Я вновь бегу оглобли – в страх судьбы,

Я их несу – от утоления быть бы

Одной из прошлых казней – до весны.

Весь день глоток неясного – веселья

Играет между стен – каприза сном

И дует ветер мужества – о том

Превратном теле – незабвенно глядя.

На сон во мне – ты отражаешь вид,

Он – утончённый, сгорбленный от раны,

Но этот день, увы, притравлен с ним,

И что – то хочет высмеять – опять.

На дне воркует оттепель – для завтра,

Она не знает – было ли веселье,

Но этот воздух, как глоток похмелья

Беру в объятья – ложной суеты.

И там несу, чтоб обратить года

Внутри прекрасной почести и – славы,

Что сам того не зная – был бы рад

Ты ими создавать – прекрасный сад.

Для жилы утончённого – веселья,

Для райской кущи – между стен ума

И только ток восторга – нам до дна

Не воздаёт искусственные – звёзды.

Они – блуждают в римском Колизее,

Они – застыли между страхов смерти,

И только ты – глотком их узнаёшь,

Как воздух давней участи – в глазах.

Открыли этот рай – прискорбно люди,

Отдали свой глоток и между – вида

Всё судят то прекрасное – начало,

Где воздух был вдали – упорных гроз.

Из преисподней изливало – чудо

То миром слитой выжимки – на утро,

Одно фатальной повести – отродье

И то – прискорбно в умысле за нас.

Неясно будет живо ли – оно,

Не видит сон проклятья – от науки,

Где твой глоток ползёт – от этой скуки

И хочет стать упорнее – в глазах?

Он только ждал искусственное – жало,

Им сам, впиваясь между стен – проклятья,

Чтоб стать живым и в том прекрасным – адом

Всё понимать, как личности – мечта.

Застряло, как не пройденный игрок,

Застыв – опять, и где – то от порока

Завидуя своей причине – в нас

Забыло одичание – от глаз.

Не вышло чуда – в дерзости нести,

Чуть слышно окунулось – между нами

Одно деяние и стало – помогать

Идее вольной участи – летать.

Под сим пером – осунувшись немело

Застывшее под чудо – человека

То общество, что снова в нас – смотрело

И смертью ожидало – в небе рай.

Из нечто укорительного – в смерти

Оно несло свои притоки – жажды,

Но смутно представляя в том – одну

Остыло в сущей подлости – за этим.

На образ смерти – снова положу,

Застряв от слов смущения – со скуки

Твой образ обязательства и – муки,

Что так теплеет – между страха снов.

Он чуда ждёт и в этом – оперение,

Он выждал счастье в обществе – ещё,

Когда прошло внутри – одно мгновение

И стало тихо – от соблазна слов.

Но смерть не видит чудо – от порока,

Она стоит и смотрит в нас – смущаясь,

Что мы не знаем чувства в теле – срока,

Что там давно забыто – сном прощание.

Весь этот день оставил – сожаление,

Создал тот чуткий образ – идеалов,

Но смотрит в час от общества – застыв

Внутри порока счастья и – веселья.

Где твой остывший чести номер – взгляда,

Как совесть сожаления – от смысла

Всё вышел внутрь, смотря и этим – надо

Идти за солнцем вдаль – обратно к людям.

Что хочешь ты иметь, и что – застыло

На том притворном образе – проклятья,

Где смерти вдаль виднелись – очертания

И стало поздно умирать, где надо?

От этих черт застывшего – веселья

Ты мечешься и словом – ждал напрасно,

Ты видел сон прекраснее, что смерть

Над чёрным очертанием – за счастьем.

Ей вышел срок о том, в котором было

Исчадие иметь – притворный искус

И им вилять для испытания – в мире,

Что сном смотреть в вину – её проклятья.

Где ты стоишь и жало этой – петли

Не образ слов и не пролитый – полдень,

А только шанс достать – до звёздной глади

Среди веков – от чувства этой знати.

Не серым сном, не испытанием – вида

Ты сам не видел смерти близко – миру,

Но стал в надежде слов – её кумиром,

Как форма философской – в том боязни.

Заискиваешь между стен – причины,

Её ведя от общества – из сплетен,

Но ты один, в том счастлив и заметен,

В застывшей части смерти – между нас.

Насколько невнятно ты вышел – ему,

Проклятому смелостью формы – уму,

И там, оставаясь – искал перелёт

От тождества мысли – обратно во тьму?

Не стало причины от личности – той,

Ей слово раздора – не вняло покой,

Но что – то отыщет – в немыслимой тьме

И видит оттуда, как будто – в войне.

Ты стал этим роком – над смелостью жить,

Всё ждёшь свой проклятья – странный изгой,

Где он породнится – над вольной тоской,

Где будешь стареть – в обещании счастья.

Себе ли, от личности в страхе – иметь,

Себя от критичного возраста – мысли

Обратно во тьму – для дозора хранить

И ждать обещание сцепленной – маской.

Так видит раздор – по готической тьме

Твой общий источник – внутри перелива,

Он слову тяжёлый и в обществе – мне

Ведёт обещание в смерти – ревнивой.

Застыла, что пройденной маски – его

Проклятая стела, она, где и слово

Стояла в начале искусства – вокруг

Прямого раздора – от наглости муки.

Но в этом покойнике смелости – ты,

Всё ищешь надменные стены – черты,

Всё хочешь убить обывательский – искус

И снова раздаться – в противном аду.

Что чёткой главой – непременно веду,

Что знает вокруг обещания – маску

От личности сложной – над волей уму,

Над словом внутри – образованной сказки.

Ей небыль спустила твой воли – полёт,

Ты стал очертанием месяца – в теле,

Ты вжился, как общество слова – уму

И шепчешь готическим возрастом – тьму.

Она ли летает под властью – маня,

Она, что прикормленный возраста – мира,

Отчётливый призрак – для истины нам

Над нежной главой – под трудом постоянства.

Где стены сомкнули свой купол – вдали,

Они, что и небо – по серому скату -

Неявные возрасту слова – огни,

Не знающей юности – жить по закату,

Где волей остались жить – только они

И ждут эту свойскую небыль – от завтра,

От муки, что ищет претензии – мира,

Где серые своды – бегут от руин

И ищут свой путь – по затерянной маске,

Ей стало летать – необъятно легко,