дозволенную меру переходишь,

ведь яблоко, что слишком велико,

усильем слабых пальцев не разломишь.

***

С потусторонним миром связи нет,

но в перспективе отдаленной

возможно, что отыщется мой след.

Звонок раздастся ночью темной.

Как будто бы голубка из горсти,

свет прыснет из-под абажура,

неподключенной к электросети

настольной лампы,

как стрела Амура,

тень легкая скользнет среди ветвей,

нежнейшим снегом опушенных,

и цель найдет в кругу моих друзей,

на смерть невинно осужденных.

***

Смертельный холод ощутил

под утро, завернувшись в одеяло,

что было выше моих сил,

которых оставалось крайне мало.

Чтобы понять, как тяжко мне

пришлось тогда, вообрази картину:

Горит земля.

Дворцы в огне.

Спасенья нету ни отцу ни сыну.

Помпеи гибнут на глазах

у публики, отнюдь не беспощадной,

но любящей во всем размах,

масштаб, объем, до ярких зрелищ жадной.

***

Хождение по водам водомерки

в смущение приводит нас с тобой.

В жару немноголюдно возле церкви,

а на берег народ валит толпой.

Речная гладь вся в рытвинах, ухабах,

что часто не заметно никому

из тех, кто в продолжительных забавах

теряет времени и сил душевных тьму.

Но все равно находится охотник

серьезное значенье придавать

любому пустяку.

Пузыреплодник,

едва расцветши, начал отцветать.

***

На сердце руку положа,

я говорю своей подруге:

Как ты чудесно хороша,

нету второй такой в округе!

Нисколько не кривя душой,

я говорю:

Целую ручки! –

таджичке в лавке овощной.

Босой. В кроссовках на липучке.

***

Сколько ни вглядывались, ничего

не удалось рассмотреть нам во мраке,

но развиднелось, и скоро легко

сориентировались бедолаги.

В метрах пятидесяти – у реки –

на холодке посинела рябина.

Ягоды спелые, как поплавки,

вниз по теченью уносит стремнина.

Пляшут, танцуют они на волнах,

на берег выбраться тщатся

и на замшелых седых валунах,

словно букашки, мостятся.

***

Залюбовался красивыми ножками

женщин, скользящих во тьме вдоль вагона.

После дождя пахли мокрыми кошками

травы, растущие возле перрона.

Как ни старался, но существования

не представлял себе мира иного,

словно не чувствовал жара дыхания

прежде ни разу я друга больного.

Словно не чувствовал запаха горького

в поле ночами цветущей полыни –

резкого, жесткого, крепкого, стойкого,

будто бы не ночевал я в пустыне.

***

Погода отклоняется от нормы.

Она так быстро видоизменяется

по части содержания и формы,

что предсказать ее не получается.

Нет никакого смысла строить планы.

Сейчас у нас такое положение,

что тот, кто пишет длинные романы,

большое вызывает сожаление.

***

Эпохой возвращения Набокова,

быть может, наше время назовут.

Мне жалко, что из прошлого убогого

в грядущее отнюдь не всех возьмут.

Писателей хороших в светлом будущем,

вполне возможно, будет не хватать,

определенно будет мелким служащим,

как и сегодня, некого читать.

ОХОТНИКИ ВЫШЛИ ИЗ ЛЕСА

***

Тяжелые копья на плечи

взвалив, утопают в снегу.

Собаки их лают при встрече,

и лай их наводит тоску.

Охотники вышли из леса,

и стало понятно, что есть,

есть в мире помимо прогресса

достоинство, совесть и честь.

Есть то, что высоким искусством

приучены мы называть,

пытаясь разрозненным чувствам

единую форму придать.

И Брейгель тому в подтвержденье

работает ночь напролет.

И Ангел небесный сраженье

с нечистою силой ведет.

***

Как у Ленина в Горках, на даче у нас

снег пушистый на ветках у елок.

Если выйти на улицу, тотчас же в глаз

сотни острых вопьются иголок.

Невеселое дело одну за одной

извлекать их из вещей зеницы,

слыша, как в полумгле за фанерной стеной

нашу паклю воруют синицы.

***

С азартом жестяную банку

гоняют по двору мальчишки.

Затеяв с ними перебранку,

отвлекся я от умной книжки.

На месте самом интересном,

когда у главного героя

бежит жена с юнцом прелестным.