как будто бы лицом к зловонной яме
поворотясь, где будет погребен,
чтоб превратиться в прах и тлен с годами.
***
Спросишь:
Можно, я еще поплаваю?
А как только выйдешь из реки,
над тобой бесчисленной оравою
закружатся в небе мотыльки.
Потому что тело твое светится,
потому что, стоя нагишом,
выглядишь, как русская помещица,
вскормленная птичьим молоком.
***
Оркестранту в нужном месте
дирижер не подал знака.
Оркестрант ему из мести
срезал пуговицы с фрака.
Музыка пришла в упадок,
живопись, литература,
но Господь навел порядок.
Сдвинул брови.
Глянул хмуро.
И над ямой оркестровой
дирижер в одной рубахе,
как орел белоголовый,
крылья распростер во мраке.
***
Не дотянувшись до окна,
сломается сухая ветка.
Как на ветру трещит сосна,
дотоле слышал я нередко.
И вот пожалуйста – и хруст,
и скрип, и стон, и плач – все разом!
Так горизонт широк и пуст,
что не окинуть его глазом.
Чудесный мне открылся вид:
ведущая к усадьбе барской
дорога из замшелых плит,
побитых конницей татарской.
***
Сперва отрыли череп конский,
и тот, кто землю рыл, сказал,
что, может быть, царь македонский
на этом жеребце скакал.
Луна взошла и осветила
степи бескрайний уголок,
и был полночного светила
лик бледен, грозен и жесток.
А череп конский зубы скалил
и огрызался всякий раз,
когда костяшку против правил
брал в руки кто-нибудь из нас.
***
Я понял, что такое гнуть в дугу,
когда увидел железнодорожный
рельс, связанный узлом, на берегу
песчаном небольшой реки таежной.
Что терпит поражение в борьбе
с живой природой неодушевленный
предмет, я понял на лесной тропе,
когда увидел камень обожженный.
Его огонь небесный сжечь дотла
однажды мог без видимой причины.
Дыра с тех пор, должно быть, в нем была,
как в кувшине из жаропрочной глины.
***
Походит больше на чертеж,
чем на рисунок –
в лунном свете
сам на себя сад не похож,
от прежнего осталось меньше трети.
Все лишнее зимой ушло под лед,
но обнажилось то, что было скрыто,
как будто вышел Государь вперед -
и отступила на полшага свита.
***
Мне стыдно в этом признаваться.
Пока не сделалось темно,
не зная, чем еще заняться,
я целый день гляжу в окно.
Бог весть зачем в соседней роще
палит охотник из ружья,
или на вещи смотрит проще
и зря не мучает себя?
Аксаков этого не знает.
Тургенев, хоть и знаменит,
довольно слабо представляет
кто на Руси в кого палит.
***
Разглядываю тощую, как спичку,
я цаплю серую – волнуется дуреха!
Посматривать по сторонам в привычку
вошло у тех, кто вечно ждет подвоха.
Хвостом ударит рыба, хрустнет ветка
случайно у меня под сапогами,
тотчас моя пугливая соседка
Замашет на меня во тьме руками.
О, Господи! –
в сердцах воскликнет птица
с таким ужасным в голосе укором,
с каким дитя на белый свет родится,
чтоб умереть однажды под забором.
***
Слепо следуя букве закона,
словно ортодоксальный еврей,
вытолкал проводник из вагона
двух подвыпивших крепко парней.
Нарушители правопорядка
долго свой собирали багаж.
Снег пошел, начиналась посадка
на идущий в Москву поезд наш.
Хлопья снега парней облепили.
Хорошо, полицейский наряд
прибыл вовремя в автомобиле
и умчал их с собой в город-сад.
***
Это не для глаз твоих картина,
так как взглядом встретиться со злом
все равно что слиться воедино
с грязным, скверно пахнущим козлом.
На него пожаловаться маме
даже при желании нельзя –
забодает острыми рогами,
залягает до смерти тебя.
Поезд переехал человека.
Взял под мышки ноги человек,
всем известный в городе калека,
и продолжил свой по жизни бег.
***
Невероятно сумерки глубоки.
В отличие от девушки с веслом
красавица уперла руки в боки
и завязала волосы узлом.
Ей простыню купальную полощет
внезапно налетевший ветерок
и на макушке волосы топорщит,
и гладит нежно икры крепких ног.