– За счет чего же? – удивился я.
– Давали уроки русского, – пожимая плечами, ответил месье Жерар. – Меня это всегда удивляло: кому они нужны тут, в Нормандии, где о России мало кто и слышал-то?! Да и ходили к ним всего несколько человек, кроме моего старшего брата, из которого наш папа́ решил сделать полиглота.
– Уроки давали все? – уточнил я.
– Нет, что вы, месье Базиль! Двое младших братьев, Мишель и Андре, тренировали наших детей на стадионе: учили их бегать, бросать копье, толкать ядро – они были очень хороши в легкой атлетике. А Константин, как я думал, был писателем: он все время ходил на почту, отправлял и получал какие-то письма и бандероли. Теперь-то я понимаю, что он слал свои журналистские материалы и получал за них гонорары! – просиял старик, для которого одной тайной стало меньше.
А для меня – больше. Я никогда не был большим знатоком русской эмигрантской журналистики, но имя Константин Окунев я точно никогда не видел и не слышал. Возможно, он писал под псевдонимом. Или, скажем, под чужой фамилией. Или писал для кого-то, кто публиковал его материалы от своего имени. Но почему тогда именно он занялся историей Анри Бинта? И как он его нашел?
Забегая вперед, скажу: раскрыть эту тайну мне так и не удалось. Никакого Константина Окунева ни в одном русском эмигрантском издании довоенной Франции и вообще Европы я не нашел. Семья Окуневых действительно едва успела отплыть из Севастополя с одним из последних кораблей врангелевской эскадры. После мытарств в Галлиполи и других местах они добрались до Парижа, откуда внезапно уехали в начале 1930-х. Уехали – и канули в небытие. Больше об Окуневых никто ничего не слышал.
– Вы будете писать книгу об этом Бинте? – спросил меня месье Жерар, когда я поделился с ним, какая удивительная тайна попала мне в руки.
– Конечно! – с энтузиазмом воскликнул я. – Это же невероятно запутанная история, а сам Бинт – на редкость загадочная личность. Так что рассказать о нем с его собственных слов – это будет просто бомба!
– Тогда не пишите, где именно вы нашли эти бумаги. – Глаза месье Жерара вдруг стали просительными и влажными.
– Почему? – я не мог скрыть своего удивления.
– Потому что за вами приедут другие русские, которыми будет двигать только одно – досужее любопытство! – с внезапной горячностью ответил хозяин дома. – Я знаю, как это бывает! Для нас и даже для вас, месье Базиль, этот дом и эта тайна – сокровище. А им нужно будет только похвастаться, что они видели место, в котором скрывалась тайна этого Бинта. И всё!
Я помолчал. В словах месье Жерара был резон. Пусть не массовый, но неизбежный интерес к личности одного из самых загадочных заграничных сотрудников русских спецслужб гарантирован. Допустим, не сразу, но постепенно последняя квартира Окуневых попадет в путеводители и станет достопримечательностью. И тогда…
– Хорошо, месье Жерар! – решился я. – Обещаю вам: о том, где конкретно я нашел эти бумаги, я писать не буду. Но саму-то историю дома могу рассказать?
– Рассказывайте, конечно! – лукаво прищурился старик. – Таких историй во Франции много. После вашей революции русские жили по всей стране. Так что пусть любопытные гадают, где вас поджидала удача.
Я выполнил слово, данное месье Жерару. Место, где Константин Окунев спрятал материалы своего расследования, останется неназванным. Орн достаточно велик, чтобы досужие копатели русской старины не досаждали расспросами жителям городка. Да и досаждать-то, по большому счету, уже некому. Месье Жерар, как я узнал, умер вскоре после моего отъезда, немного не дожив до ста лет. В тех местах это не редкость – такая долгая жизнь. А остальные его земляки не слишком интересуются чужими тайнами, тем более каких-то русских эмигрантов.