Снова расшнуровываюсь, облокачиваюсь на холодную колонну, вытряхиваю носок, ладонью прочёсываю ступню и возвращаю ногу в туфлю. Сев на корточки, зашнуровываюсь… а когда поднимаюсь, вижу силуэт мужчины, сидящего на ступенях возле кованого забора, смотрящего через прутья на реку. Лысый затылок. Тот же серый костюм.

Я немного обхожу его и понимаю, что это не кто иной, как садовник, жующий бутерброд. И как вы думаете, во что был завернут этот бутерброд? В мой рабочий документ. Край бумаги был смят и торчал большой эмблемой «Э.Г.» с красивым вензелем. Мой логотип. Мой инициал. Эрик Гончаров.

Мужик, не отрываясь от бутерброда, стянул бумагу пониже, смачно откусил… повернул голову в мою сторону и спросил:

– Присядешь? – стряхивая с бороды крошки, он указал на ступень рядом.

Я, как кузнечик, опустился рядом. Возглас возмущения был подавлен шоком.

Как… как он успел вытащить доки, да ещё обернуть ими этот его сэндвич?!

Горчичный соус тёк по логотипу «Э.Г.», оставляя жёлтые пятна.

– Будешь? – протягивает бутер.

Я моргаю… точнее, пытаюсь сморгнуть этот сюр.

– Воздержусь.

– Как хочешь, – снова жуёт, поглядывает на меня и улыбается. – Может, это… ну кусочек хоть оставить?

Я собрал всю кислоту морды лица в единую возмущённую маску.

Лысый всё понял и доел. Вытер тыльной стороной ладони губы, смял упаковку и сунул в карман.

– Вы знаете, что это воровство?

Он вскидывает брови.

– Есть сэндвич?

– Я про бумагу, – говорю я и тыкаю в выцветший, выпирающий карман серого костюма.

Садовник шмыгнул носом, залез в карман и вытащил пергаментную смятую упаковку.

– Это, что ли?

Я хлопаю глазами. Его карман больше не топорщился – он точно достал всё, что было.

Может, он спрятал куда? Я пригибаюсь к ступеням, внимательным взором сканирую его замызганные ботинки, затем смотрю за спину… ни-че-го. Не могло же меня так проглючить.

– А ты чего это так от себя побежал? – спрашивает.

Перевожу взгляд на него.

– То есть?

– Дёру дал, так что пятки сверкали. Испугался чего?

– Я не от себя бежал, а от вас. Вы же как робот. БЕЗ-ЭМО-ЦИО-НАЛЬ-НЫ. Или инопланетянин… или… – я посмотрел на ладони садовника, тот их как-то задорно потерял.

– Как кто ещё? – напоминает он, когда пауза затянулась.

Я отмахиваюсь.

– Вы какой-то странный, и всё тут. Нет чтобы…

И тут он меня щёлкает по уху, да так, что я аж подпрыгиваю.

– ЭЙ!

– Ты ж так хотел?

Я прикладываю к уху ладонь, смотрю на его хитрое лицо и снова опускаюсь на ступень – но подальше, чтобы он не дотянулся.

– Корень всех твоих проблем – это эго. Неправильное представление о себе, исходя из которого идёт искажение – кто ты, где ты и кто за этим всем стоит, – говорит этот борец за чистоту парка.

Тут надо сделать отступление. Знаете, такой антракт, когда опускается занавес, театральное действие ставится на паузу, и вся публика двигает к буфету. Раздаётся: «Бутерброд с колбасой» Выкрикивают: «Чай!». А кассир в мыле выдаёт один заказ за другим.

В общем, мой мозг сразу затух… загрустил от этих слов, и маленькая такая обезьянка, сидевшая до этого тихо-тихо в черепной коробке, забила в бубен.

БАМ. БАМ. БАМ.

– Чего? – переспрашиваю я. – Исходя из каких искажений? Что за винегрет словесный? Я прекрасно знаю, кто я и где я.

– Ну?

– Что «ну»?

По реке Москве вальяжно проплывал пароход с туристами, а я мысленно прокручивал в голове план побега. Мне вдруг стало ясно, кто он.

– Так вы из этих.

Хмурит брови.

– Ну тех, кто тренинги, курсы проводил-проводил и допроводился, что теперь в парке административку исполняет. Вы как эта… – тут я щёлкаю пальцами, фамилия героини моего рассказа вылетела из головы… – Пирожкова. А, нет… Сырникова… Капкейковна… в общем, фамилия вкусная у неё.