Бред какой-то. Нафига он это делает? Зачем он тратит на это время? Ладно, всё. Меня это достало. Не хочет ничему учиться – пусть. Не зря же он тут, в парке, оказался на этой унизительной работе.
Я встал, схватил свой дипломат и пошёл реализовывать план. Надо ещё в аптеку заскочить, взять таблетки. Не успел я пройти и нескольких метров, как услышал его голос:
– Смирился с плохо выполненной работой? А гонора-то сколько было…
Я поджал губы. Чувствую, как во мне закипает ярость…
Глава 4
Разворачиваюсь. Подхожу. Чувствую, как в висках стучит пульс. И, глядя в его улыбающиеся глаза, извергаю поток желчи, сидевшей во мне все эти проклятые деньки:
– Слушай ты, человек-метёлка! Не тебе меня учить, как и что я делаю неправильно! Ты вообще кто?! Ноль с палочкой… точнее, ноль с веничком! ПТУшник, который только и научился веник гонять! Ты вообще знаешь, кто я?! Я… да я…
И на этом месте я поплыл.
Несколько месяцев назад на этом моя тирада не закончилась бы, а только началась… Ухх… нет, я бы распылился до капли и рассказал бы о всех своих достижениях. О том, как вылез из грязи в князи, о том, как всего достиг сам и уже давно забыл, что такое смотреть в строку цен. Но сейчас… я потерялся. Как школьник, пойманный врасплох и вызванный к доске.
Первое, что я почувствовал, – как пунцовеют мои уши, горят щёки… как я пытаюсь вдохнуть, но лёгкие уже закачаны до предела воздухом. Как я хватаю ртом звуки и проглатываю эти не высказанные: «ДА Я ЖЕ… ДА Я ТО!..»
Холодок пробегает по спине, плечи опускаются, и я, прищурившись, готовлюсь получить в жбан.
– Легче стало? – спрашивает он.
Я приоткрываю один глаз… затем второй. Сглатываю. Поджимаю губы. Из рук выпадает дипломат и боком валится на ноги садовника. Он делает шаг назад, позволяя мне поднять дипломат… но я так и стою, как олень, в ужасе пойманный светом фар.
Меня всю жизнь учили, что на агрессию надо отвечать агрессией. Я уже мысленно представил расквашенный нос, разбитую губу, саднящую скулу… а он… этот рыжебородый стоит так, будто его мои слова ни капли не тронули.
ДА ЧТО С НИМ?!
От безысходности я вырываю у него из рук метлу и с силой швыряю её в сторону.
Ну вот они – сладострастные мурашки, адреналин впрыскивается в кровь. Внутренние органы стягиваются в комок. Мимо нас проходят люди: бабушки, тянущие за руки внуков, любовные парочки, воркующие о грядущем вечере, спортсмены, обегающие нас, как препятствие на пути.
ДА ЧТО С ВАМИ?!
Я оборачиваюсь, и краем глаза вижу, как мужик зашевелился. Я, приготовившись к удару, вздёргиваю руки на уровень лица. Садовник подходит к метле, наклоняется, поднимает – и продолжает мести.
Я не верю своим глазам… Всё предстаёт передо мной кадрами из фильма. Безысходность накатывает волнами, и, подняв с земли дипломат, я бросаюсь бежать прочь. На бегу врезаюсь в прохожих, в твёрдые плечи. В безжизненное подобие людей, закостенелых в своём безразличии. Вслед доносятся недовольные возгласы. Кто порасторопнее – сторонится. А я всё бегу… бестолково переставляя налившие сталью ноги.
Дипломат бьётся о бёдра, воротник рубашки щекочет шею, в туфлю забиваются мелкие камешки… а я всё бегу… до тех пор, пока одышка не берёт верх.
В боку закололо, и я склоняюсь к земле, тяжело дыша. С носа на землю падают капли пота. Я вытираю лоб лацканом рубашки. Разгибаюсь… отхожу на край дорожки и по очереди вытряхиваю камни из ботинок.
Парк Горького пропускает через себя прорву людей. Когда же они работают, если в будни такой поток?..
Ладно. К чёрту парк. К чёрту вас. К чёрту садовника. Всё это сегодня вечером закончится.
Я зашагал к выходу и обнаружил, что всё-таки один камешек остался – видимо, залетел под носок. Я отошёл к Москва-реке, к Ротонде – островку, вне людского потока.