– Не забыть адрес, – сказала Лика сама себе, хотя ещё вчера положила заветную бумажку, заполненную почти пять лет назад, в наплечную сумку. Туда же пошли принадлежности для умывания, сшитый сборник стихов Эрнеста, вещи первой необходимости и небольшой бутылёк туалетной воды, пахнущей, как говорил друг, фисташками и пряниками. – Добраться бы ещё! Куба… Путь неблизкий.

Она наизусть знала этот корабль. Каждый сантиметр судна, каждую потёртость, каждый секрет, позволяющий «Пику» идти ловко и умело. И капитанскую практику прошла неплохо. Не без волнения, не без ошибок, но так, что сам Раджах Рейнеро заявил, что Лике место на этом корабле.

И вот сегодня «Зимний пик» отходит от родного побережья под её руководством. Она – капитан.

– Капитан, – Лика улыбнулась себе в зеркале и, окинув взглядом комнату, залитую солнцем, счастливо вздохнула. – Теперь я буду встречать каждый новый день в море. – И сердце её подпрыгнуло: ожидание нового рейса, наконец, завершилось.

Лика нажала кнопку на старом телевизоре и подкрутила колёсико громкости. Утренние новости её мало волновали, но совершенная тишина ещё больше путала мысли. Опустившись на ветхий диванчик, девушка невидящим взглядом уставилась в чёрно-белый экран. Подтянула к себе завалившийся за покрывало журнал. На блестящей обложке смуглая девушка в купальнике, поверх которого была накинута полосатая рубашка, фальшиво улыбалась белозубым ротиком. Её губы обрамляла ярко-красная помада. Неровно подстриженные волосы цвета чёрной смородины развевались от летнего ветра. Лика приметила надпись: «Sommerzeit» (*летняя пора – нем.).

«А могла бы так же раздеваться и позировать для фотокамер. – Поймала она мысль. – Была бы загорелая, изящная, а скулы бы сводило от улыбки. Всем бы понравилась. И телом, и поведением, и пустой головой своей. – И тут же подумала: – Я определённо на своём месте. И нравлюсь себе в первую очередь. И никогда не одинока, пока вокруг меня море».

Лика захлопнула журнал, не желая больше видеть этих идеальных, будто ангелов, девушек, чьи горящие глаза покоряли мужчин даже на потрёпанных страницах. Она вспомнила, как Филипп восхищался ими, и горько усмехнулась вслух:

– Падкий, зараза.

После чего вновь уставилась в телевизор в надежде отвлечься и скоротать время до отплытия.

Через половину часа постучалась Мартина. Она принесла в дорогу консервы, хлеб и варенье из шишек. Лика в шутку возмутилась:

– Что же это, на чёрный день? Всё есть.

– Ешь, – сказала мама и присела рядом. – Вы плывёте не на заработки и не на торговлю. Голодными останетесь.

– Ну, официально… А, неважно. Спасибо, – Лика сложила еду в сумку и запустила пальцы в подсохшие волосы. – Пора заплетаться.

– Увлеклась? – Мартина кивнула на телевизор. – Ты давно его не включала.

– И больше не стану. – Неопределённо ответила Лика. – Мне своей жизни хватает. – Сменила тему: – Эрнест придёт?

– Обязательно.

– А успеете до открытия?

– Само собой.

Во внезапно наступившей тишине, нарушаемой лишь скрежетом телевизора, они сидели долго, пока Мартина не решилась задать интересующий её вопрос:

– Ты отплываешь на Кубу по личным делам. Ты ждала этого дня почти пять лет. Что чувствуешь?

– Волнение, – аккуратно, будто боясь обжечься о собственное откровение, ответила Лика. – И желание почтить память отца. – Задумалась. – И непонимание… Почему мне ни о чём не рассказали? Почему для того, чтобы я нашла ответы на свои вопросы, мне нужно плыть почти месяц, когда папа был рядом почти двадцать лет моей жизни?

– Я знаю едва ли больше твоего, но вынуждена молчать. На то есть причина, Лика, – Мартина вздохнула. – У Фридриха были большие проблемы. Мы едва избежали тюремной статьи.