– Ничего. Я неплохо себя чувствую.
– Вижу. Окно приоткрыть?
– Я сам, – Эрнест перевернулся на бок и, приподнявшись, протянул руку к створке. – Не стоит суетиться.
– Тогда – сразу к медицинской помощи, – заявила Лика и, порывшись в ящике, выудила оттуда кусок марли и бутылёк со спиртом. – Угораздило, – вздохнула она, хорошо смачивая марлю. – Повернись.
Эрнест послушно подставил под тёплую ладонь подруги пострадавшую часть лица. На лбу красовалась ссадина, по форме напоминающая резвую комету. Лика аккуратно промокнула кровь. Эрнест тихо вздохнул, прикрывая помутневшие от опьянения янтарные глаза.
– Я так благодарен. – Произнёс он. Лика, не отвлекаясь от обработки раны, спросила:
– Чему? Не стоит.
– Тому, что ты рядом. Тому, что ты делаешь.
– А, ты об этом.
– Ага. – Эрнест, поддавшись порыву, накрыл своей рукой ладонь Лики и прижал её ближе к своей щеке. Потёрся, касаясь губами сухой кожи. – Спасибо, Лика. Спасибо, родная.
В душе Лики поднялась волна нежности, и она, ненадолго позабыв про оковы, которые старательно выращивала на себе годами, позволила себе откровение:
– Я тоже благодарна тебе. Со дня смерти папы, – голос дрогнул, но девушка быстро взяла себя в руки. – Я не встречала ни одного человека, которого хотела бы назвать своим другом.
– Почему?
– Напрочь запретила себе доверять кому-либо. Ты ведь знаешь меня… Какая я.
– Уж очень серьёзная, – лукаво улыбнулся Эрнест и тут же оставил очередной поцелуй на ладони Лики.
– Со стороны виднее. Но я очень жестока к людям, и осознаю это. Именно поэтому никого к себе не подпускаю. – Лика усмехнулась. – А ты… Ты добрый, нежный, будто сотканный из света. И всегда рядом, несмотря ни на что. Как это назвать, если не совершенным везением? Обретя тебя, я задумалась о многих вещах.
– Например?
– О том, как важно знать, что кто-то тебя любит такого, какой ты есть. О том, что в жизни есть вещи важнее гордости, но не каждый о них размышляет. Да о многом, на самом деле.
– Любит, – уцепился за слово Эрнест. – Ты испытывала это ранее, верно?
– Можно и так сказать. – Поморщилась Лика от воспоминаний о Филиппе. – Но даже сильные чувства бесполезны, когда на кону будущее, которое вы видите по-разному.
– Согласен. Наверное.
– Наверное?
– Я не любил прежде, – пожал Эрнест плечами. – Мне не доводилось.
– Дружба тоже считается за степень любви и привязанности, – сказала Лика и, скомкав марлю, сунула её в мусорную корзину. – Но для каждого, конечно, по-разному.
– Тогда, выходит, я люблю тебя. – Эти слова прозвучали тихо, но так уверенно.
– И я тебя. Как просто, верно?
– И всё?
– Ага, – девушка искренне посмеялась, глядя, как румянец ещё сильнее заливает лицо друга. – Будешь спать?
– Буду.
Но вместо того, чтобы мирно закрыть глаза и отпустить руку подруги, Эрнест неловким движением подался навстречу. Тяжёлое дыхание обожгло лоб Лики, затем кончик носа, и, наконец, губы.
– Можно? – так по-детски наивно спросил он, даже не осознавая, что, не будучи пьяным, он бы никогда не позволил себе такой дерзости.
– Можно, – пожала плечами Лика, видимо, воспринимая это как шутку. – По-настоящему поцелуешь?
Эрнест тоже не сдержал улыбки. А в следующую секунду коснулся губ девушки уже смелее, настойчивее. В его глазах вспыхнула нежность, и Лика, заметив это, очень смутилась. Она ответила на поцелуй, гладя друга по волосам и горячей, слегка влажной от пота шее, понимая, что это проявление любви нужно им обоим лишь в моменте, чтобы узнать – правильным ощутится или нет?
Она целовалась с Филиппом несчётное количество раз. В порту, перед непродолжительными рейсами, на совместных прогулках, дома, в свете вечерних ламп и когда никто не видел. Любовь яркими вспышками заполняла жизнь Лики, пока была жива. Но эти же поцелуи оставили после себя пустоту, пожирающую боль, невидимые следы тоски на губах, шее, и любом сантиметре тела. Лика пережила это, оставила в прошлом. И сейчас, в этой комнате, с Эрнестом, поймав мысль о прошлом молодом человеке, она с презрением отмела её. И поняла: любовь друга к ней действительно безусловна.