– Ты же можешь умереть. – Марго пропускает мимо ушей попытку задеть, сползает обратно на пол – от греха подальше – и упирается спиной в кровать.

– Я в курсе. Но мне как-то похуй теперь.

– А как же твоя сестра? – Она знает, что дергает сейчас за самую слабую струну, которая звенеть начинает уже тогда, когда ее только начинают натягивать.

Дин не отвечает – складывает руки на коленях и прячет в них лицо. Марго разглядывает его сутулый силуэт, и ей становится до тошноты гадко: и от себя, и от людей, и от мира всего в целом – такого, каким он стал. Раньше ведь было лучше? Она не может сказать наверняка.

– Я приноровился тайком выливать ту кровь, что мне приносили, – голос Дина приглушен. – Они начали замечать неладное лишь под конец, когда я с трудом мог обращаться. А в городе, когда вы на нас напали, я уже не мог сделать почти ничего. Мне тогда показалось, что на этом… все, что ли. И, в принципе, был готов к этому.

– Извини, что сорвала твой недостойный самовыпил. – Марго ничего не может с собой поделать. У кого-то реакция на стресс – слезы, крики, даже смех, а у нее вот – колкие фразы, которые лучше бы при себе держала. – А в клетке? Я видела твои когти тогда, да и…

Дин поднимает голову, и она, пожалуй, впервые за все это время видит на его лице обычную улыбку. Он кивает на ладонь Марго – ту, которая до сих пор замотана бинтом.

– Я тебя до крови укусил, если ты не забыла. Можно сказать, это спасло мне жизнь. С техникой безопасности у вас, конечно, проблемы.

– Какая, блять, гадость. – Марго кривится до того сильно, что едва не высовывает язык. – Вот видишь, все-таки борешься за жизнь, хоть и отрицаешь это.

– На самом деле в тот момент я думал исключительно о том, как сильно мне хочется тебя пиздануть. Чтоб тебе вот так пальцы в рот засунули – я бы посмотрел на это.

– Отлично поговорили. – Она устраивается поудобнее, примеряясь головой на кровати, и вытягивает ноги. – Получается, если ты крови не попьешь, то в перспективе скоро отбросишь копытца. Здорово.

– Что, уже захотела побыть благородным рыцарем и пойти сцедить мне в кружечку своей собственной? – противным голосом язвит Дин.