– И что ты предлагаешь? Убить его? – Марго начинает злиться, но не на Лив, а на саму себя, ибо правда ведь – поступок был опрометчивым, а теперь хлебать кашу приходится всем.

Девушка молчит несколько секунд, старательно обдумывая ответ, а затем слегка зашуганно оглядывает коридор. И шепчет:

– Его можно просто отпустить.

– Сама себе противоречишь.

– А что? – Она разводит руками. – Если мы ничего от него не добьемся, какой смысл держать его здесь?

– Он уже слишком много видел. Просто так взять и отпустить его мы не можем.

– Ты его не убьешь. – Лив отступает на шаг и глядит на нее немного свысока. Словно знает больше, чем сама Марго.

– И не таких убивала. – У нее пропадает всякое желание продолжать этот разговор.

– Не убьешь, – настаивает Лив. – Но имей в виду: его жизнь теперь целиком и полностью на тебе. Лишь твоя ответственность. А я позволю себе невиданную роскошь и понадеюсь, что игра все-таки стоит свеч.

Лив уходит, а Марго еще долго стоит в коридоре и таращится на дверь, за которой находится их скромное больничное крыло. Она возвращается в комнату уже после полуночи – в помещении предсказуемо нет ни Макса, ни Джеймса, который теперь пропишется в своем кабинете на ближайшую неделю.

Одиночество не тяготит, тишина не угнетает, но Марго все равно чувствует себя странно. Сидит на кровати несколько минут, умоляя себя раздеться и лечь, но не выходит никак – так и продолжает пялиться в окно, выхватывая уставшим взглядом всполохи фонариков. Сегодня ограждения патрулируют не настолько подготовленные люди, как Мэг и Алек, и от этого самую малость тревожно.

Марго царапает коротким ногтем указательного пальца губы, сдирает сухую корочку, снова елозит по коже зубами. А затем подрывается с места, но вовсе не в душевые, в которых уже успела побывать прямо перед посещением больничного крыла, а в подвал – темный и неприветливый. Здесь совершенно нет света, но Марго помнит дорогу как свои пять пальцев, ей освещение без нужды, хотя она все равно какое-то время врезается лучом фонарика в стены, боясь выхватить на них нечто, чего там быть не должно.

Она медленно, стараясь не шуметь, отпирает дверь камеры и заходит внутрь. Дин лежит на кровати, но не спит – поворачивает голову в ее сторону и молчаливо смотрит, наблюдая за ее неловкими движениями. Марго достает спички и поджигает керосиновую лампу; с легким смешком глядит на маленький огонек с мыслью, что вот оно – будущее, что шагнуло назад на пару столетий. Дин все еще молчит, и его лицо в свете лампы приобретает совсем нездоровый оттенок.

Марго садится прямо на пол возле кровати и запрокидывает назад голову. Смотрит в потолок какое-то время, а затем спрашивает неуверенно:

– Ты можешь рассказать?

– Два часа собиралась с силами, чтобы задать этот вопрос? – в чужом голосе слышится откровенная насмешка.

– Дела были, уж прости, что не осталась и не утешила.

– Больно оно мне нужно.

Марго поворачивает голову; Дин мгновенно опускает взгляд и позволяет заглянуть себе в глаза. Есть в них нечто, что не дает ей покоя. Яркое и темное одновременно. Не между светом и тьмой, не серое, не грань чего-то. Там все сразу. И почему-то кажется, что когда-то давно эти глаза смотрели совершенно по-другому – и теплого в них было в разы больше. Может, оно даже все остальное перекрывало.

– Я не прошу тебя выдавать какие-то там тайны вашей сраной организации, – говорит Марго довольно грубо, хотя не хотела, честное слово. – Я хочу узнать, что с тобой произошло.

– Я ясно дал тебе понять, что ничего не могу сказать. Мне казалось, ты поняла мои мотивы и перестанешь настаивать. – Дин резко садится, разрывая зрительный контакт. – Давай просто покончим с этим поскорее.