– Но я молитву прочитала. Незадолго до смерти он как-то позвонил, спросил: «Ира, ты напишешь мой портрет?».

Я грубовато ему ответила. Я и сейчас не могу этого сделать, хотя обещала ему перед гробом. Все через себя приходится пропускать, а на нем было много порчи – одна ясновидящая сказала.

– Это двойной должен быть образ, два лика: светлый и темный.

– Да, Вадим, ты в точку попал.

Как же ты жил здесь? Что ты помнишь?

– Холод собачий.

– Ужас! Да ты как Андрей Макин. Он в Париже на кладбище спал. Писал восторженные рассказы об этом городе, и парижане стали носить его на руках. Известным писателем стал. Париж ведь любит людей, которые им восхищаются и ценят его. Сейчас он почти француз. На законных основаниях западный стиль жизни критикует.

Я подумала о том, что Питер не такой, как Париж. Он любит только покойников. Памятники им ставит. А при жизни гнобит. Болотная идеология. Сейчас в литературе пошла тенденция писать о парижанках. И нашим женщинам внушается: «Будьте как парижанки, учитесь у них». Чтобы русские женщины стали как парижанки, мужчины должны дать им воздух свободы и любви хотя бы.

– Да, до пяти утра трясся от холода, а когда метро открывалось, шел туда отогреваться. С 10 утра – в «Сайгон». Там все меня уже знали. Чем-нибудь да накормят. Фауст длинноволосый, хиппи. Сколько раз менты арестовывали, били. Писали – без определенного места жительства. Слова «бомж» тогда еще не было. Потом на трубе играл. Рублей восемьдесят в месяц зарабатывал. Этим и кормился.

– А потом Снегурочка появилась?

– Это позже. Она умерла уже. Недавно узнал. Раком болела.

– Да? Печально. А сына видел?

– Нет, не удается встретиться. Я о многом хотел с тобой поговорить. Вчера даже речь в голове прокручивал.

– Я тоже…

– А сейчас как-то все сбилось.

– Давай скорректируем наши планы. О чем будем беседовать.

– О литературе, об искусстве, о жизни.

Я стала загибать пальцы по желаемым темам, которые хотела освятить в разговоре.

– Потом на ту скамеечку перейдем.

– Конечно. Я тоже хотел. Там старушки сейчас сидят.

– А после можно будет на тот берег вот на ту красивую лавочку, где ты в молодости спал.

Кричали вороны.

– Да туда можно будет полдня добираться. В обход придется идти.

– А что это за церковь?

– Прикладбищенская Николая Мирликийского, по его имени кладбище названо Никольским. Рядом с ней могила Льва Николаевича Гумилева.

– Да? Интересно посмотреть. В церковь мы не пойдем…

– Нет, конечно. Не нужно метаться. Одно дело лучше делать.

Я подумала о жизни мальчика Величковского. Что же привело его к смерти? Но никакой информации не получила. Пусто.

– А здесь тихо и спокойно. Я тебя сейчас сфотографирую у могилки гимназиста.

Достала фотоаппарат. Но смогла сделать только один кадр. Батарейки сели.

– Ой, батарейки закончились. Вот жалость. А вокруг столько красоты.

– А у тебя всегда что-нибудь не так, – он засмеялся. – Смотри, какие нежные почки на деревьях. Я все-таки мечтаю создать свое издательство. Я думаю, что так и будет.

Ну слава богу. Жизнь пошла…

Не взяла с собой ни планшет, ни смартфон, только мобильник старый и фотоаппарат с незаряженными батарейками. Да и зачем они нужны – эти подслушки.

Я достала книгу, которую читала в электричке.

– В-в просто подвиг совершил. Если бы не он, C. голос бы не остался. Остальные все его извращают. По-своему подают. Свои фантазии представляют. Не нужно заканчивать литературный институт. Можно просто эту книгу прочитать, и ты будешь разбираться в литературе и в живописи.

– Так ты покажешь мне книгу? – он давно уже ждет, наверное, в нетерпении.

– Ах, да. Вот она.

– Я такой ее и представлял. Вот такую обложку. Я тоже читал начало в журнале «Северная пальмира». Даже поехал в «Лавку писателя» покупать.