Повисла тишина, разрываемая лишь треском огня, танцующего на верхушке факела. Давящая, мучительная, ужасная. Владелец, полностью вспотевший во всех возможных местах, опасливо потирает ладони о ткань на выпирающем животе, боясь смотреть на лицо своего господина. На того, кто требовал от него так много, и чего он не смог сделать для него.

– Мо… Мой господин. Вы знаете, как я дорожу вашим милосердием и доверием, которое вы мне оказали… – запинаясь, боясь сказать неверное слово, мужчина, будто оказавший на суде, не имеет право на ошибку. – Позвольте, прошу, позвольте, исправиться: мы сделаем всё так, как вы скажете. Мы сделаем всё, прошу, позвольте!

Упав на колени, заливаясь слезами, никого не стесняясь, он ударяется лбом о пол. У них нет королей, господ или рабов, но при наличии нужных связей, денег и власти можно считать себя кем угодно. Стоит только опасаться себя самого, потому что тщеславие не доведёт до добра: только если до крышки собственного гроба.

– Животное, – кривя лицо в отвращении перед этим грузным мужчиной, владевшим порочными девицами, упавшими на дно, пусть даже не по своей воле, и не владевшим собственной жизнью.

Его жизнь в руках юнца, который возомнил себя властелином, хозяином, господином… Кем угодно! Тем, перед кем склонят колени и доставят голову любого, на кого укажет изящным перстом. Только… голова, которая его интересует больше всего, не так проста, и для её отрезания ещё не наступило время. Он не умеет ждать, но готов ждать вечность, если в конце пути достигнет желаемой цели. Цели, которую поставил себе годами ранее; цели, которую вложил в него родной отец, всегда презиравший младшего сына.

– О каком доверии ты смел говорить, ничтожество? Доверие… слишком громкое слово для такого червя, – скалившись, выпивая залпом остатки вина, блаженно прикрыв глаза, он поднимает голову девушки, смиренно сидевшей у его ног, за волосы, поворачивая перепуганное лицо к себе.

Улыбаясь, смотря в шоколадные глаза напротив, на дне которых увидел костер, который он и собирается устроить, откидывает в сторону чашу, вертя рукой в воздухе. Девушка, не видевшая ничего и никого, кроме приятных черт капитана, вздрагивает, жмуря очи, когда выстрелы оглушают помещение, отскакивая от стен.

– Готово.

Солдат, преданно служивший только своему капитану и не признававший больше никого в их защищённой цитадели, отдаёт честь, убирая автомат за спину.

– Пойдем, милая.

Его улыбка, фальшивая, слишком приторная, но такая манящая, вынуждает девушку довериться ему, нутром чувствуя в этом опасность для себя. Чувствуя, но не следуя своим предрассудкам.

Отворачивая лицо прелестной спутницы этого прекрасного вечера, он, перед тем как покинуть помещение и здание, кидает взгляд на изрешечённое тело владельца этим борделем. В глазах ужас, рот раскрыт, лицо бледное, обрамлённое стекающей густой кровью. Она такого насыщенного цвета в этой томной атмосфере, что непроизвольно вызывает улыбку у капитана. Мужчина не справился и поплатился за это своей шкурой: вот что бывает с теми, кто разочаровывает его… или просто ему не нравится.

Держа девушку за изящную, аккуратную талию по форме напоминающую песочные часы, выходит, вдыхая запах навоза, затхлости и помоев. «Омерзительно», – проносится в мыслях. Этот аромат заставляет зарыться носом в рыжие волосы ради спасения.

Ему даже жаль, что люди, не способные выбраться из этого дерьма, продолжают жить и подчиняться тем, кто сильнее. Когда-то и он был таким, но судьба распорядилась иначе, наградив за все страдания и мучения, понесённые в детстве. Он ещё не до конца добился всего, чего хотел, но цель близка. Очень близка.