Нет, это все слишком трагично, а на деле карикатурно и мелко. Мне просто надо изменить отношение к случайной критике. Может, тогда нас обоих отпустит. Или мне просто надо вернуть свою магическую силу, чтобы снова стать ровней для Кони. Да я-то посильнее был! Оборотни у нас что, собачки-дуболомы, могут с ноги врезать, когтями подрать, пулемет ДШК или двуручный меч одной левой поднять. Но магией не владеют, заклинания не плетут.

– Кони! Ты что, сейчас пыталась врезать мне в ухо?!

А я-то говорил, до драк не доходит. Не верьте! Уже доходит! Бьют или пытаются побить обычно меня. Ну, может, и я не всегда слежу за языком, конечно. И порой это все заслуженно, но у нас тут матриархат и женский абьюз налицо.

– Нехрен меня дурой обзывать!

Да, стать бы снова хоть на равных… Я – воин-маг, она – оборотень. Если бы только вернуть… А для начала: может, и правда навести порядок на столе? Может, так и работа лучше пойдет, и документы перестанут теряться. Вот я и становлюсь не вольным художником с мечом вместо кисти, а покорной мышью, пекущейся о папках с бумагами.

Вот уж я злорадствовал и радовался, когда Сумеречный Эльф3 временно утащил магическую силу у всей Лиги Фантомов. Все стали подобны мне, а растерялись-то как! Вам знать эту не самую радужную страницу истории ордена необязательно, а закончилась она вторжением темных эльфов с другой планеты, из мира Бенаам, и битвой в Измерении Могущества за силу Змея Хаоса, Последней Битвой.

В которой я не участвовал. Как всегда, закисал вонючей капустой. Неужели это уже «всегда»?

Ну да, каждый вечер говорю себе, что брошу пить, начну по утрам качаться. Каждое утро оправдываюсь тем, что это имелось в виду воскресенье, начало новой недели. Каждое воскресенье недоумеваю, утверждая, что я говорил себе про следующее, солнечное и погожее. Следующее, конечно, оказывается пасмурным или по меньшей мере недостаточно солнечным. И так до бесконечности по лабиринтам загадочной русской души.

Гадко все это. Злорадство – это, конечно, мерзко, но во мне что-то набухает и разрастается, ожидая выхода, точно гнойный нарыв с гангреной. Выражается это через вспышки злобы. Вот как сейчас. Надоело мне ругаться!

Глупо все это, не нравится тебе что-то, Кони, так уходи! Будто мужика себе не найдешь! Давно бы ушла, если бы хотела, благо Лига у нас милитаристски-социалистическая: квартиру-студию не делить, выдают так, за службу. Вроде общаги для всех членов ордена. Словом, имущество нас с тобой, Кони, не связывает.

Стало быть, что-то тебя возле меня держит, что-то притягивает. Унижать меня нравится? Да что б тебя… Так, ладно, надо замолчать и не реагировать. Надо злобу направить в другое русло, а то неизвестно, что я могу натворить. Вот чего Кони добивается? Ее просто бесит моя работа. И она знает, как меня отвлечь, знает, что наше противостояние мне нравится даже больше, чем ей. Это позволяет ощутить себя живым.

– Тварь! – шипит Кони, а сама уже кусает меня за губы. Эх, все-таки повалю я ее на стол поверх отчета. Пошло оно все…

М-да, если так пойдет дело, то она будет более накачанной, чем я. Жутковато и смешно это сознавать, когда мои ладони скользят вдоль линий ее обнаженного тела, когда она принадлежит вся мне, если вообще может кому-то полностью принадлежать. Какая же она горячая! Накачанная, сильная и горячая!

– Опять ты меня увела от работы… – выдыхаю я, когда мы лежим на полу возле стола, бесстыдно нагие и довольные. Как два животных.

– К черту твою работу. Особенно, ночью! – грудным сиплым голосом отзывается Кони, кусая меня за мочку уха. – Ты слишком хорош в другой работе. И ночью должен принадлежать мне.