– Я бы хотела это испытать, – однажды сказала ему Сашка, когда они лежали на таком же мокром белье, перетекая друг в друга, и уже слабеющая плоть Рыбкина все еще оставалась внутри нее.

– Что именно? – спросил Рыбкин, хотя понял ее сразу.

– Ощущения, – прошептала она. – Твои ощущения, когда это происходит. Когда ты кончаешь.

– Подожди, – засмеялся он. – У тебя впереди еще долгая жизнь. Все еще будет. Будет даже такое, чего ты представить не можешь. Вот, – он посмотрел на айфон на столике, – кто мог бы подумать, что вот это будет у меня в кармане?

– Хочешь сказать, что виртуальность разрушит привычный быт? – спросила Сашка. – Не придется отправляться в парикмахерскую и изображать очарованное чучело? Достаточно будет вернуться домой, надеть какое-нибудь специальное трико или что-то подобное, открыть каталог и выбрать секс с любой актрисой или с кем-то вроде того? Ты об этом?

– Откуда я могу знать? – пожал он плечами. – Но представляю себе, что испытать мужской или женский оргазм будет… как прослушать какой-нибудь трек. Для любого. Ну или по рецепту врача.

– Скучно… – засмеялась она и сжала бедра. Сжала их так, чтобы он не выскользнул и начал набухать в ней снова. – Расскажи, как это у тебя было в первый раз?

– Не могу, – покачал головой Рыбкин. – Не могу говорить о других женщинах. Не хочу и не могу. Есть только ты.

– Я не об этом, – сморщила она нос. – Расскажи, как ты первый раз кончил? Баловался, да? И какие были ощущения?

Он некоторое время молчал. Думал о том, что сейчас было бы самое время закурить сигарету, чтобы выращивать на ней серый столбик пепла и время от времени стряхивать его в пепельницу, которая будет стоять на груди. Это было бы и стильно, и красиво, но как-то так вышло, что Рыбкин никогда не курил. Впрочем, кажется, это уже становилось внутренним бахвальством. Хватит. Нахер пепельницу. В любом случае, никакого формального повода для слишком долгой паузы у него не нашлось, и он протянул руку, нащупал податливость у нее между ног и ответил:

– Нет. Сначала не было никакого баловства, хотя, конечно, как у всех. Руки на одеяло! Быстро, паршивец! Чтобы я это видела! Дети естественны. Они как… дикие зверьки. Со всеми вытекающими. Показывают друг другу, как это делать. Хвастаются. Однажды показали и мне, а там уж… как все. До дыма. Но первый раз было не так. Еще раньше. Когда я и понятия не имел, что нужны какие-то фрикции.

– Наверное, и слова такого не знал, – засмеялась Саша.

– Еще бы, – хмыкнул Рыбкин. – Скажи еще какой-нибудь там коитус, либидо. Нет, как-то все это обозначалось, конечно, но слова были другими.

– Не произноси, – попросила она.

– Не буду, – пообещал он. – Хотя я слышал, что некоторых это заводит.

– Надо меньше смотреть порнуху, – прыснула Саша. – Но все-таки? Ты помнишь?

– Я был еще мальчишкой, – пробормотал Рыбкин. – Но перед этим еще было кое-что. Помню, мать привела меня в районную больницу, я был, кажется, в третьем классе, и мне пришлось раздеться. Какой-то осмотр перед санаторием. В кабинете были две чужих, как я теперь понимаю, очень молодых женщины-врача. И я, долговязый школьник-малолеток. Представляешь? Мне сказали снять штаны. С ума сойти. Снять штаны. И у меня случилась эрекция.

– И ты кончил? – вытаращила глаза Саша.

– К счастью нет, – засмеялся Рыбкин. – Только мне еще какого-нибудь комплекса не хватало. Но почувствовал себя неловко. Не из-за эрекции. Я думал, это естественно. Захотел по-маленькому – эрекция. Без этого слова, конечно. Я почувствовал себя неловко из-за реакции на нее. Женщины переглянулись и заулыбались. Мама покраснела. И тоже заулыбалась. И продолжала улыбаться уже на улице. А я все приставал к ней, в чем дело, что не так?