– Ладно, – соглашаюсь я. В любом случае, ничего лучше в доме Аддингтонов меня не ждёт. Наверняка, как и в предыдущие вечера, я провёл бы несколько часов перед панорамным окном, а после задремал бы, предварительно надев браслет настроения. Поэтому я быстро набираю им сообщение, что задержусь и чтобы ужинали без меня. – Мне переодеться?

Ария качает головой.

– Нет, там всё неформально. Мы едем туда прямо отсюда. Тебя забрать?

Кивнув, я допиваю кофе, и мы покидаем кондитерскую.

Попав на вечеринку, первое, что я думаю: «Какого хрена? Что, чёрт возьми, здесь происходит?» Вообще-то я из Нью-Йорка и не то, чтобы никогда не бывал на вечеринках. Временами там творилась всякая дичь, но здесь просто хардкор. Вслед за Уайеттом я вхожу в шале, и на меня тут же обрушивается облако вони, в котором перемешались шнапс и пот, блевотина и духи. Облако тёплое и мерзкое, от него веет извращениями. Я подумываю о том, чтобы уйти.

Конечно, не стоило вообще соглашаться на предложение, но теперь уже слишком поздно.

Повернувшись, Уайетт похлопывает меня по плечу своей тяжёлой рукой и что-то спрашивает. Я слышу: «Травки?» и отрицательно качаю головой.

– Я не принимаю наркотики.

– А? Что? Какие наркотики?

– Вообще никакие!

Уайетт смотрит на меня. Я смотрю на него.

– Я сказал: «Круто, не так ли»? – кричит он.

На этот раз я понимаю правильно и киваю. Потому что это действительно так. Гулкий бас заставляет домик дрожать. Звучат электробиты, и когда над головами оглушительно раздаётся «I don’t care» группы Icona Pop, все визжат. Помещение переполнено людьми, которые находятся настолько близко друг другу, что вечеринка за считанные секунды может перерасти в массовую оргию. И все до единого пьяны в стельку – такое я замечаю моментально. Лица сияют, взгляды затуманены, большинство громко и неудержимо смеётся, выглядя при этом совершенно безумными, рты широко раскрыты, как будто на приёме у стоматолога. Я никогда не видел столько коренных зубов сразу.

Парень в гавайской рубашке и со спутанными чёрными волосами запрыгивает на один из длинных столов с огромной бутылкой шампанского в руке.

– Кто хочет охладиться?

Толпа ревёт. Они поднимают кулаки и визжат, как будто тип в гавайской рубашке – голый Гарри Стайлс.

– Душ! Душ! Душ!

Он встряхивает бутылку, вытаскивает пробку, и теперь шампанское повсюду: в воздухе, в глубоких декольте, на множестве языков, которые стараются поймать дорогой напиток и смотрятся при этом пусть и по-разному, но одинаково отвратительно, и, наконец, на моём лице. Я совершенно сбит с толку. На моих прежних вечеринках играл какой-нибудь гангста-рэп, а полуголые люди на обоссанных матрасах вытаскивали наркотики. Это было грязно и убого. Возможно, на заднем плане играла музыка, но, честно говоря, присутствующим там было нечего праздновать. У них не оставалось ничего, что давало бы повод для радости. Они просто хотели забыться. А это – моя первая вечеринка, где люди празднуют свою жизнь. Они отрываются, потому что думают: «Чёрт, это круто, что мы здесь, мы богаты, это высший свет». Ни одной мысли о том, найдётся ли завтра доллар на дешёвый тост. Хотя какой тост, на столе хумус и каперсы, изысканно сервированные на четыре тысячи баксов.

Внезапно ливни с шампанским уже повсюду. Такое впечатление, что каждый второй достаёт бутылку из стоящих вокруг ведёрок, а дальше – только дождь и крики. Какая-то девушка рядом со мной снимает мокрую футболку и раскручивает её, словно пропеллер. Заметив меня, она смеётся, а я удивляюсь, как она может это делать, когда видит смущение на моём лице.