– Вон те, – отвечаю. – Чёрные дерби на шнуровке.

Аккуратно выщипанные брови женщины, которая носит чёрный костюм и такую же чёрную причёску боб, сходятся на переносице. Она бросает скептический взгляд на мой бомбер от «Адидас», джинсы скинни и тимберленды.

– Не хочу показаться невежливой, но… вы уверены, что можете себе это позволить, мисс?

– Нет… – снова подаёт голос Пейсли.

– Да, – обрываю её на полуслове и уже хватаю туфли на высокой танкетке. – Не могли бы вы показать мне платья? А, нет, не нужно, я сама вижу, там впереди.

Я впихиваю туфли продавщице, а Пейсли – две сумки и направляюсь к платьям, которые висят в задней части бутика на рейле.

– Это мне нравится, – кричу я и хватаю платье-сарафан, похожее на чёрный рюкзак или фартук. Пусть и на лямках, но такая классная и странная вещица мне подходит. – Это носят на футболку?

– Обычно, – холодно отвечает продавщица.

Понятия не имею, что с ней не так, но меня это и не волнует. Прямо сейчас всё замечательно. Я ещё никогда не была настолько счастлива. Причём счастливой меня делает буквально всё вокруг: сама жизнь, сумки, платье-рюкзак, идеальная стрижка продавщицы, стук моих ботинок на дорогом полу бутика. Это какое-то безумие. Я хочу веселиться, устраивать вечеринки, выплеснуть всё накипевшее и наслаждаться каждой минутой.

– Это я тоже беру, – сообщаю, направляясь к кассе с платьем. – Идеально подходит к обуви. Пейсли, ты принесёшь сюда сумки? Боже, я не хочу прекращать восхищаться всеми этими прекрасными вещами, но мне пора, иначе пропущу вечеринку. Ты идёшь со мной, Пейс?

Моя лучшая подруга стоит как вкопанная на том же месте, что и раньше, и не двигается. Сумки всё ещё болтаются у неё в руках. Впрочем, моя новая подруга с причёской боб любезно забирает их у неё, чтобы отнести на кассу вместе с туфлями.

Теперь Пейсли бежит за ней.

– Гвен, сейчас ты оставляешь эти вещи здесь и идёшь со мной, – шипит она мне на ухо, когда подходит к стойке кассира. – Клянусь, я буду зла на тебя, если ты всё это не прекратишь. Серьёзно, понятия не имею, что на тебя нашло, но уже достаточно, хорошо?

– Тогда уходи, – велю я, потому что она хочет омрачить мою радость, моё безграничное счастье, и меня это раздражает.

– Что с тобой?

– Ты всегда такая скучная. Уходи, если хочешь.

Пейсли ошеломлённо смотрит на меня, пока продавщица старательно упаковывает мои новые вещи. Она прочищает горло.

– Четыре тысячи двести пятьдесят долларов, – прочистив горло, сообщает она.

Пейсли задыхается.

– Конечно. – Я достаю кредитную карту из кошелька. – Вот.

Продавщица смотрит на карту, как будто в ожидании, когда что-то пойдёт не так. Как будто опасается, что от долгого разглядывания та превратится в водительские права. Наконец продавщица прокатывает карту через терминал, и всё работает. С удивлённым выражением лица она протягивает мне пакеты.

– Спасибо большое за покупку и приходите к нам ещё.

– Конечно, – отвечаю я.

Оставив Пейсли в том же состоянии, я покидаю магазина, чтобы затеряться на вечеринке апре-ски. Вот они, краски фестиваля Холи. Я вижу их совершенно отчётливо. Взрыв ярких цветов – громкий, дикий и соблазнительный.

Аспен – полная противоположность Нью-Йорку. Единственная общая черта – это туристы, но даже они редко задерживаются в городе. Джорджия считает, что те, кто проводит здесь отпуск, чаще всего при деньгах и останавливаются в одном из роскошных горнолыжных отелей в горах. Это объясняет, почему так тихо, когда я добираюсь до центра. Солнце садится за гору Сноумасс, окрашивая её белые вершины в тёплые тона. Снег сыплется с одной из высоких елей, окаймляющих длинный ряд домов рядом с дорогой, и падает мне на плечо. Я наблюдаю, как хлопья теряют своё белое одеяние и превращаются в нежные звездочки, прежде чем растаять. Сейчас начало ноября, но Джорджия и Тимоти предупредили меня, что здесь не будет летнего рая, как в Хэмптонсе. Снегопад с октября по май – обычное явление. Иногда он начинается уже в сентябре и заканчивается только в июне. Это меня не тревожит. Я всегда считал себя любителем зимы.