– Так что, мы играем или как?

Вечно у нас так с «Монополией». Каждый год мы клянемся больше в нее не играть, и каждый год все равно играем. Потом становится шумно, и все дерутся за улицы, вокзалы и отели, как будто это единственное, что может нас осчастливить в этой жизни. И вот мы уже знать друг друга не хотим, радуемся, когда кто-то попадает в тюрьму, и сходим с ума, если не выигрываем денежный куш в центре поля.

Сегодня мы играем точно так же, как всегда. За время двухчасовой схватки Уильям бросил в огонь свой галстук, Харп сгрызла два ногтя, у меня всклокочены волосы, Нокс побагровел, а Пейсли вся на нервах. Мама дремлет.

Мы прекращаем игру, потому что всерьез опасаемся, что в этот дождливый октябрьский вечер в гостинице может случиться что-то плохое. И правда. Нокс был близок к победе, а наши с Уиллом переглядки недвусмысленно ему намекали, что мы уже планируем вывезти его в Аспенское нагорье и там оставить. Первой предложила остановиться Пейсли. По-моему, она испугалась. Ей еще нужно привыкнуть к жизни с нами в Аспене.

Я слышу, как Уильям наклоняется к маме и тихо спрашивает, не нужно ли ей еще что-нибудь. Его голос звучит странно. Совсем не так, как обычно. Не так безумно. Как-то тепло и нежно. Я его таким никогда не видела, и это немного пугает. Мама хмыкает, что, должно быть, означает «нет», потому что вскоре после этого Уилл с нами прощается.

– Пора на боковую, – говорит он. – Кислотно-щелочной баланс. Сами понимаете, – у двери он поворачивается к Ноксу. – Сделай одолжение, проверь еще раз мою тыкву, ладно? У меня сложилось впечатление, что ей там не слишком сладко.

– Это же просто тыква, – говорит Пейсли.

Уилл смущается:

– Ну зачем ты так говоришь?

– Ну, потому что тыквы не умеют чувствовать, и… – выражение лица Уилла смущает ее. Его веко начинает подергиваться – плохой знак, очень плохой. Пейсли вздыхает:

– Неважно. Спокойной ночи, Уилл.

– Мы заглянем к ней, когда пойдем домой, – уверяет его Нокс.

Только после этого Уильям остается доволен и уходит.

Харпер кутается в свое кашемировое пальто:

– Мне тоже пора. Завтра тренировка начинается раньше.

С разочарованным стоном Пейсли откидывает голову назад:

– Подготовка к чемпионату. То время года, когда Полина мутирует в тирана.

Нокс тоже встает и берет с обеденного стола ключи от машины. Он кривит рот.

– А у меня сессия. Так что до встречи, Ариа, – он похлопывает меня по спине и треплет по волосам. – Здорово, что ты вернулась.

Я с улыбкой прощаюсь со всеми, закрываю дверь и прислоняюсь плечом к дереву.

Моя улыбка исчезает. Некоторое время я просто смотрю на пол и забываюсь в зазубринах, пока перед глазами все не начинает расплываться, и тут мамин голос не выводит меня из транса.

– Подойди, Ариа.

Я поднимаю глаза. Мама перевернулась на бок на смятом старом диване и постукивает рукой по свободному месту рядом с нашим серым котом Херши. Повсюду тихо, слышно только треск огня.

– Я думала, ты спишь.

– Я и спала.

Она поднимает шерстяное одеяло. Я забираюсь к ней, прижимаюсь головой к ее груди и вдыхаю запах, который всегда напоминал мне кленовый сироп. Херши потягивается, двигает свое громоздкое тело и прижимается к моему животу.

Мама целует меня в макушку:

– Но ты меня разбудила.

– Но я ведь не шумела.

– Твои мысли витали повсюду.

Я вздыхаю:

– Это так очевидно?

– С момента со смайликами. Да.

– Что мне делать, мама? Мне сложно справиться. Он везде.

Мама начинает растирать мне спину. Она часто так делала, когда я была маленькой. Мне это нравится. Как будто теплая радуга разливается по коже и прогоняет тучи.

– Конечно, он повсюду. Мы живем в маленьком городке, а он заполняет твое сердце целиком.