– Это в рублях? – на всякий случай поинтересовался у продавщицы.

Миловидная продавщица окинула меня оценивающим взглядом и увидела перед собой красномордого с мороза мужика в поношенном тулупе и непрезентабельной шапке.

– Да… – скривив губы, процедила она. Но, поскольку покупатели в универмаге отсутствовали и ей было скучно, насмешливо добавила: – За валюту – в другом конце зала.

Я пропустил насмешку мимо ушей и снова принялся разглядывать гарнитур. Предметов было много: перстенёк, серьги, кулон на цепочке, серьга в ноздрю, серьга в пупок, серьга… ну, в общем, понятно куда. Гм… Для молодёжи, может быть, это в порядке вещей, но, честно говоря, не знаю, как Любаша воспримет серьгу в эту… этот… да и в ноздрю и пупок тоже.

– А предметы гарнитура все вместе продаются или можно по отдельности приобрести?

– Любой предмет по выбору, – не глядя на меня, бросила продавщица.

– Да? – Я воспрял духом. – Тогда посчитайте, сколько будут стоить кулон, перстенёк и серьги… – Запнувшись, я поспешно поправился: – Серьги в уши.

Продавщица презрительно фыркнула, покосилась на меня, но всё же взяла калькулятор и посчитала.

– Две тысячи триста рублей.

– Беру.

Я достал из кармана пачку пятисоток, полученных в обменном пункте, отсчитал пять купюр и бросил на прилавок.

Продавщицу будто подменили. Она расплылась в улыбке и залебезила, словно мой тулуп мгновенно превратился во фрак, а шапка в шляпу. Наверное, я себя вёл точно так в сквере с нежданно-негаданно щедрым заказчиком.

– Вам завернуть или уложить в футляр?

– В футляр.

– Это ещё двести рублей.

Я степенно кивнул.

Продавщица достала из-под прилавка длинный, как пенал, футляр, обтянутый чёрным бархатом, уложила в него кулон с цепочкой, серьги, затем взяла перстенёк и вопросительно посмотрела на меня.

– Простите, а какой размер?

– Чего – размер? – не понял я.

– Перстенька.

Размера я не знал, но, вспомнив тонкие пальцы Любаши, быстро нашёлся.

– Как на мой мизинец.

Продавщица бросила профессиональный взгляд на мои руки, заменила перстенёк на другой и протянула мне.

– Примерьте.

Я надел перстенёк на мизинец, глянул, и оправленная в серебро бирюза снова зачаровала меня голубым цветом Любашиных глаз.

– Да… То, что нужно… – восхищённо выдохнул я, возвращая перстенёк.

Продавщица уложила перстенёк, закрыла футляр и, упаковав его в полиэтиленовый чехол, протянула мне.

– Спасибо за покупку.

Слащавая улыбка на её лице выглядела приклеенной, и я непроизвольно отметил, как мало в этой улыбке общего с улыбкой «Снегурочки», прошедшей мимо меня по заснеженному скверу.

– И вам спасибо… – отведя взгляд в сторону, буркнул я и спрятал футляр во внутренний карман пиджака. Поближе к сердцу. Сентиментальным я стал в последнее время выше всякой меры.

– Заходите ещё, – продолжала расплываться фальшивой улыбкой продавщица.

– Всенепременно, – раскланялся я и, не удержавшись, отомстил за насмешку: – Как только, так сразу.

В гастрономе я купил бутылку шампанского и бутылку коньяка. Хотел взять торт, но вовремя одумался. Любаша непременно испечёт сама и обидится, если я принесу покупной. Насчёт тортов она мастерица, и никакой торт из итальянских или французских кондитерских магазинов, недавно открывшихся в городе, не сравнится с её тортами. Каким бы вкусным ни был. Уже хотя бы потому, что это – Любашин торт.

У дома Любаши я зашёл в цветочный киоск и купил пять громадных алых роз по баснословной цене. Обвязывая букет серебристой ленточкой, продавщица словоохотливо поучала, в какую воду и как нужно ставить розы, чтобы они стояли долго. Оказывается, вода нужна комнатная, отстоянная, подсахаренная, а черешки – наново подрезанными и расщеплёнными. А ту часть черешка, которая находится в воде, необходимо освободить от веточек и колючек. Продавщица уложила цветы в длинную коробку и предупредила, что по такой погоде больше десяти минут мне не следует находиться на улице – цветы может прихватить мороз. Лучше взять такси.