– Ну что, одеваемся, и к Кате? – спросил он свою жену, когда она вышла из ванной.
– Да, не будем ждать. Только голову высушу, и можем идти.
– Ты права, незачем тянуть, – согласился с ней муж с каким-то непонятным ей блеском в глазах.
Молча оделись, закрыли квартиру и спустились во двор. Он тихонько обнял ее, и они прошли мимо детской площадки, свернули направо, вдоль новостроек с одной стороны и хрущевок вперемешку с сараями и избушками – с другой. На улице было по-утреннему прохладно, но при этом ясно. Туман давно уже рассеялся, и солнце уже начало греть этот мир, постепенно превратившись из мягко-розового в слегка оранжевое, а его лучи освещали мокрую от тумана траву, превращая мелкие капельки на ее листочках в блестящие бисеринки.
Своеобразное «место встречи» становилось все ближе. Своими виднеющимися издали очертаниями кладбище заставляло супружескую пару задуматься: смерть – это остановка по требованию или финал на маршруте жизни? А может, другое ее агрегатное состояние?
По пути раздавался нестройный лай собак, пели птицы. Вот они прошли мимо того дома, где когда-то пьяница забил до смерти свою молодую жену, а вот и дом Дениса: понурый и опустелый без хозяина, он держался строго. Входная дверь закрыта на замок, блестящий и заметный, как орден на груди солдата. Теперь огород брошен, в канавах вода, а между забором сеточки паутины. Гопота сюда не суется: ни в дом, ни за калитку, хотя могли бы разворовать – чужое горе тревожит, отпугивает.
Местные относились к Денису нормально: парень знал труд, не отказывался помочь другим. Хорошо относился к нему и Саша, иногда они пересекались на кладбище. В последнюю встречу Денис сказал, что ему невыносимо оставаться в деревне: «все родное и чужое одновременно. Не могу я так, Саш, после. Разрываюсь. Уеду куда подальше».
И вдруг он понял, что сегодня в его жизни должно произойти кое-что очень важное и, скорее всего, даже хорошее. Мысль эта пришла ему в голову, когда он почувствовал напряжение, охватившее его супругу. Хуже всего то, что напряженность эта не сулила ничего доброго.
Убрав руку с ее талии, он пошел дальше как ни в чем не бывало. Какое-то время они молчали, и он вежливо не лез ей в душу, но потом все-таки спросил с призрачной надеждой на благополучный исход разговора:
– В чем дело, Юль? Что тебя изо дня в день напрягает?
– А ты как думаешь? – ответила она вопросом на вопрос.
– Я думаю… – Он посмотрел на ее лицо, которое до сих пор находил красивым, и хотел ответить ей что-то утешающее, но венки на ее висках пульсировали, а щеки покраснели в знак того, что его супруга едва справляется со своим раздражением.
«Как же меня достало, что ты вечно всем недовольна», – подумал он и произнес:
– Я думаю, что мы с тобой были плохими родителями для своего ребенка, и еще я думаю, что ты винишь меня в ее смерти.
– А кого? Кого я должна винить?
– Да никого! – сорвался на крик Александр и, в момент успокоившись, добавил: – Искать виноватых можно сколько угодно. Катю это, к сожалению, не воскресит.
– Как ты можешь нести такую…
– Я не договорил.
– … чушь?! – досказала она так, что «шшшшшшшшь» звучало у него в ушах, будто бы он говорил с гремучей змеей, а не с женой, которую любил долго и, видимо, слишком преданно и даже по-рабски.
Злоба накипью заполонила мозг. Зашла на второй круг, не оставив шанса на примирение. Значит, надо договорить до конца и самому обозначить финал их затянувшейся истории.
Он продолжил:
– Ты спросила, что я думаю, так вот дослушай. – Внезапно мужчина ощутил былую уверенность в себе. Понимал, что должен наконец-таки высказать жене все, о чем молчал эти долгие четыре года, и не испытывал ни малейшей неловкости оттого, что этот разговор состоялся в годовщину смерти своей девочки. – Я думаю, что ты привязала меня к себе, как пса на поводок, и, наконец, я думаю, что ты поступила паскудно, когда запрещала ей переехать с ним в Питер. Я вполне понимаю его чувства и рад, что они любили друг друга. Думаешь, только тебе тяжело? Постоянно о ней думаю, перебираю в голове свои косяки, как осколки разбитой тарелки. Считаю себя плохим, а для чего? Это ведь не так. И ты на самом деле не плохая. Просто – если разбитое не склеить, давай меняться. Как бы дико для тебя это ни звучало, – жизнь продолжается.