И я даю отрицательный отзыв. Его записывают на диктофон. Я говорю о том, что девочку нельзя увозить за пределы России, но она может быть усыновлена любой русской семьей, но за границу девочка не должна быть увезена.

К сожалению, поступили так, как поступили. Девочку забирают в Америку. А через полгода звонок. Американский психолог звонит мне: мне надо с вами поговорить. Я объясняю причину, по которой было дано отрицательное мнение. Потом звонит сам летчик и его жена Джессика – она хочет бежать, подговаривает других детей, что если мы не отпустим, то она убежит из Америки, из штата Юты, она убежит от сытой жизни. Там трёхэтажный дом, фотографии, прекрасные условия. Это не зеленые стены калужского детского дома, это сытые условия, горные лыжи, все, казалось бы. Они говорят – мы не знаем, что делать, она идет на шантаж и т. д. Надо девочку немедленно, но привезти в Россию.

Девочку привезли в Россию. Мы встретились. Наташа, что случилось? И эта девочка, которая не видела ничего, кроме кружки и цепочки, сказала простые слова – а нам не нужны блины и их тряпки не нужны, я хочу быть своем детском доме, я хочу быть там, где меня понимают».

Другой случай, описал владыка Тихон в своей знаменитой книге «Несвятые святые»: «Жила в те годы в Москве необычайно интересная и своеобразная женщина – Валентина Павловна Коновалова. У Валентины Павловны болели глаза, ничего особенного – возрастная катаракта. Как-то она попросила меня испросить благословение у отца Иоанна на небольшую операцию в знаменитом Институте Федорова. Ответ отца Иоанна (Крестьянкина), признаться, удивил меня: «Нет, нет, ни в коем случае. Только не сейчас, пусть пройдет время», – убежденно сказал он. Вернувшись в Москву, я передал эти слова Валентине Павловне. Она очень расстроилась. В Федоровском институте все уже было договорено.

– Если она сейчас сделает операцию, она умрет… – грустно сказал батюшка, когда мы прощались.

Но в Москве я понял, что нашла коса на камень. Валентина Павловна, наверное впервые в жизни, взбунтовалась против воли своего духовника. Последний раз она была в отпуске в далекой юности и теперь, кипятясь, сердито повторяла: – Ну вот, что это еще батюшка надумал? Отпуск!.. Она была всерьез возмущена, что из-за какой-то «ерундовой глазной операции» отец Иоанн «заводит сыр-бор». Но тут уж я решительно не стал ничего слушать и заявил, что начинаю хлопотать о путевках в санаторий, а в ближайшее время мы едем в Крым. В конце концов Валентина Павловна казалось смирилась. Прошло несколько дней. Я получил от Святейшего благословение на отпуск, заказал две путевки (поздней осенью их несложно было найти) и позвонил на базу, сообщить Валентине Павловне дату нашего выезда. – Валентина Павловна в больнице. Ей сегодня делают операцию, – известил меня ее помощник. – Как?! – закричал я. – Ведь отец Иоанн запретил!..

Выяснилось, что пару дней назад на базу заглянула какая-то монахиня. В молодости она была врачом и, узнав об истории с катарактой, тоже не могла согласиться с решением отца Иоанна. Полностью поддержав Валентину Павловну, она взялась испросить благословения на операцию у одного из духовников Троице-Сергиевой лавры и в этот же день такое благословение получила. Валентина Павловна, удовлетворенная, поехала в Федоровский институт, рассчитывая после быстрой и несложной операции через два-три дня отправиться со мною в Крым. Но во время операции с ней случился тяжелейший инсульт и полный паралич. Узнав об этом, я бросился звонить в Печоры эконому монастыря отцу Филарету, келейнику батюшки. В исключительных случаях отец Иоанн приходил к отцу Филарету и пользовался его телефоном. – Как же вы так можете? Почему же вы меня не слушаете? – чуть не плакал батюшка, услышав мой сбивчивый и печальный рассказ. – Ведь если я на чем-то настаиваю, значит знаю, что делаю!»