Товарищи пионеры и школьники, к борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!

Боевой вам привет от учителя-солдата!

Сегодня получил письмо от моего и вашего друга тов. Гиндиной с радостным известием, что вам вручают новые ученические билеты, в которых страна предъявляет вам 20 требований. Поздравляю!

Хочется пожелать вам счастья в жизни, а я уже третий год бьюсь за это счастье. Мечтаю снова быть с детьми, потому что люблю детей, как любит каждый учитель.

У нас тоже есть требование – присяга. Ради неё мы идём на смерть, и можете ли вы любить того, кто, испугавшись трудностей боя, скроется от требования совести? Нет, таких любить нельзя. Но не этими людьми держится жизнь.

Иные из вас требуют помощи…

Под огнём противника остался наш раненый боевой товарищ. Но гибнет товарищ, и мы, обстреляв противника, прижав его к земле, спасём друга.

Как же можно терпеть, что у вас отстаёт товарищ!

Да, учиться трудно. Но как вы думаете, на фронте легко?

Не завидую и вашим учителям, которые взяли на свои плечи тяжесть оставленного нами труда. Они отдают всё, а главное – покой и здоровье, это почти одно и то же, что и жизнь: двойная нагрузка, Хеопсова пирамида тетрадей, в результате – бессонные ночи, переутомление, расслабленные нервы, а тут ошибки, неприготовленные уроки, шалости.

Мы свято чтим своих командиров, потому что они ведут нас к победе, этого мы требуем и от вас.

Но я верю, что нарушений не будет, и мы будем друзьями.

Прошу прислать мне экземпляр ученического билета, и, если не обиделись на письмо и на мои требования, пишите. Будем друзьями.

Желаем вам счастья и успехов!

С Новым годом!

Марина, прочитал ещё и ещё раз твоё письмо. Странные мысли лезут в твою голову: тебе становится трудно писать, потому что в голову лезут какие-то сомнения, подозрения. Дорогая, да ты не… слишком ли горячо ценишь дружбу? Ведь это похоже на ревность, то есть на подозрения в унижении твоих лучших чувств. Нет, милый друг, ни в дружбе, ни в других хороших чувствах я не изменял, как не изменял родным в тяжёлые минуты, когда положение казалось безнадёжным. Так разве я такой подлец? Нет. По правде, мне тяжело было, когда твои письма прекратились, но вот оно пришло. Мы друзья по-прежнему. И брось разные подозрения. Я пока ещё твёрд.

Марина, будет время – ты узнаешь меня ближе. И увидишь, что другом я могу быть.

Итак, пиши, не дожидаясь писем. Пиши не как другу, а как своей подруге, которая не живёт, как реальный субъект, но ей доверено то, что есть в голове и груди.

Стоп! В лирику полез, а солдату там делать нечего. Спи спокойно, а я проведу рукой по твоим волосам. Ганя

Милая Марина.

Ты читала рассказ Горького «Болесь»4? Вот почти то же переживаю я. Я, правда, не пишу писем сам себе, но я придумал тебя, полюбил тебя чистой, платонической любовью, и твои письма, которые ввели меня в школу, в театр, в тёплый круг твоей семьи. Иногда я играю с Галкой, иногда пикируюсь с Деей, шучу с твоей мамой и часто беседую с тобой. И становится грустно, когда нет писем. Тебе пишу очень часто, но прочту и порву – ерунда. Хочется сказать что-то хорошее, но не выходит.

Паузы в письмах от тебя мне вполне понятны: так неестественна и странна наша дружба.

А ведь, Марина, я чуть не попал к тебе в Москву. Мне дают назначение для лечения ноги (электропроцедуры), но как-то всё откладывал, да и лечиться я не люблю. В больницы попадал только в бессознательном состоянии (три раза в жизни). Но, быть может, приеду.