Гавриил Кротов Мы будем вместе. Письма с той войны читать онлайн страница 7
Внесу на пожелтевшей гимнастёрке,
Где орденов багряная эмаль.

Ну, я, кажется, опять в книжность полез. Но что ж делать, если жизнь не так красива, как книги. Маяковский писал:

Надо жизнь сначала переделать,
Переделав, можно воспевать…6

Ну что ж, сколько хватает сил, я переделываю, как солдат, наших генералов, а петь, политотдел уверяет, что тоже надо. Ну, заболтался я. А бумаге конец. Но, Марина, запомни одно – твоя дружба мне необходима. Письмам рад и жду их.

Целую Галку. Привет твоим родителям (всё же имён я до сих пор не знаю). Привет Дее. Да хранит меня Аллах от медиков. А тебе я затрудняюсь, чем выразить своё чувство: руку пожать – охать будешь, поцеловать – рискованно, боюсь обидеть, а других способов не придумал. Ганя


Приписка на обороте:


Марина, я забыл, что у тебя слабое зрение, а я пишу мелко и неразборчиво. Прости меня, но хотелось много, много написать тебе. Как бы мне хотелось увидеть тебя, хотя бы на фото. Итак, надо проститься и ждать писем. Пока.

Хочется передать спасибо тем, которые дали тебе возможность легко добиться места в жизни, и не жалей, что тебе с ней не пришлось бороться. Это плохое занятие и неприятное.

Намёки на любовные чувства я безжалостно высмеивала

(из «Бавыкинского дневника»)

…Месяца через три я получила ганину фотографию – маленькую, где он был с двумя орденами «Красной звезды» и маленькими усиками под носом. Выглядел он много старше меня – 34 года – старик! – и меня совсем засмеяли домашние, так как в письмах Гани стали явственно проступать нотки не только дружеские, но и более нежные. Впрочем, все попытки, намёки на любовные чувства я безжалостно высмеивала, да и на самом деле не могла себе представить, как можно полюбить человека, не видя не только его самого, но даже и фото (свою фотографию я послала уже после встречи)…

Быть может, бестолково написано

31.1.44

Дорогой друг,

Ты прочти последнее, быть может,
Из всего, написанного мной.
Я сегодня вспомнил всё, что прожил,
Всё, что видел на земле родной.
И сегодня говорю себе я:
– Мне неплохо выпало пожить.
Я из тех, кто мог бы, не старея,
До глубокой старости дожить.
Вот и полночь. Дует ветер южный.
Есть приказ – с рассветом двинем в бой.
С другом долго говорил о дружбе,
А теперь поговорю с тобой.
Знаешь ты, минута есть такая
В тишине тревожной, фронтовой,
Когда всё невольно вспоминаешь,
В жизни совершённое тобой.
На рассвете, когда цепью двинем,
Когда степь атакой загудит,
Я пойду за мир, прозрачный, синий,
И средь первых буду впереди.
Скоро утро. Скоро солнце брызнет.
Как я долго мысль свою ловил…
Перед боем говорил о жизни,
А случайно вышло о любви.
Впрочем, может, это так и нужно.
Ты пойми сквозь вереницу слов:
Наша жизнь – ведь это дружба
И отвага в жизни, и любовь.
Я иду на бой, чтоб вечно жили
Светлые весенние мечты,
Чтоб весёлых юношей любили
Девушки хорошие, как ты.
Не беда, что путником случайным
Вздумал руки греть у чуждого костра.
Снова в путь. Прощай, родная,
Незнакомая моя сестра.

P.S. Это ответ на твоё письмо, в котором ты указала предел дружбы. Быть может, бестолково написано.

Жаль, что надежды на будущее слабеют

31.1.44

Лист вложенной тобой бумаги я объясняю, как желание получить письмо. Правда, только что я закончил письмо, в котором пытался оправдаться о переходе границ дружбы (неумышленно). Думал, что теперь ты обидишься, но вот бумага. Ну так, друг мой, морщись, а читай.

Ты утверждаешь реальность своего существования. Напрасно. Я – русский человек, и для того чтобы убедиться в реальности – надо пощупать руками. А пока ты – моё сочинение. И я л… виноват – уважаю тебя за твои письма и острый язычок.