Собеседница её покрылась румянцем то ли от горячего чаю, то ли от осознания того, что сейчас она удивит саму княгиню Рагозину. Сидевшие рядом сёстры Сопеловы, Марья Дмитриевна и Наталья Дмитриевна, обе старые девы, но очень активные, оборвали свой разговор и тоже повернулись к графине в ожидании.

– Это просто необъяснимое происшествие. – От внезапно увеличившейся аудитории графиня смутилась. – Но всё обошлось.

– Ах, Софья Николаевна, ну нельзя же так! – воскликнула Марья Дмитриевна. – Сначала завлекли нас, а теперь молчок?

– Да уж, Софи, выкладывайте, – поддержала сестру Наталья Дмитриевна.

Немного потянув для приличия, Софья Николаевна всё же решилась:

– Мне неловко такое рассказывать, я хотела лишь по секрету Анне Павловне. Вы ведь никому не передадите? Так вот… – Сделав ещё один глоток чая, графиня продолжила: – Третьего дня мы с моим Мишенькой решили прогуляться, и я как раз вспомнила, что ни разу ещё не надела ту шляпку, что он мне из Парижа выписал. Лежала она в большой коробке, я про неё грешным делом позабыла. А тут вспомнила. Приколола её покрепче, чтоб ветром не сорвало, и пошли мы. А как стали проходить по Никольской, слышу, сзади сапоги грохочут и…

Тут Софья Николаевна вздрогнула и чуть не выронила пустую уже чашку. Княгиня Рагозина ловко её подхватила и поставила на столик подле себя.

– До сих пор дрожь охватывает, как вспоминать начинаю. Я даже обернуться не успела, а он как вцепится мне в голову и давай рвать. Мишенька мой не растерялся, стал кричать городового, кинулся мне на выручку, но только поздно. Этого негодяя и след простыл.

– Вот это приключение, – с завистью вздохнула Марья Дмитриевна, – хотя шляпку невероятно жалко. Ведь я её ещё не видела.

– Так шляпка цела, – неожиданно фыркнула графиня Хмелевская, – на голове моей осталась, не зря я её так крепко прилаживала. Но вот перо! Перо со шляпы, его грабитель оторвал и унёс с собой. А здесь, в Москве, такое не найдёшь. Полосатое и блестит, будто лаковое. Придётся, видимо, из Парижа замену выписывать.

Сёстры заохали ещё больше от осознания того, что такая экзотическая красота досталась уличному негодяю. Но вскоре кресла подле княгини заняли следующие гости, и разговор перешёл на другое.

Меж модных платьев гостей мелькнуло строгое серое платье мадам Дабль. Это не ускользнуло от внимания Анны Павловны, значит, пришло время музыкантам потешить публику своим мастерством, а гостям похвастаться умением в танце. Среди молодёжи тут же сделалось оживление, да и старики не прочь уже были немного размяться.

Это можно было назвать скорее некой пародией на бал, чем настоящим балом. Небольшой оркестр исполнял мелодии, а гости, кто хотел, начинали вальсировать меж диванов и кресел, изображая только самые простые фигуры. Прочие же, наоборот, рассаживались, наблюдали за движениями пар и продолжали беседы за бокалом шампанского.

Со стороны внутренних комнат в гостиную вышел генерал Зорин, он переоделся и надушился, привёл в порядок пышные усы, преобразившись в статного военного. И сразу чуть не столкнулся с пронёсшимся мимо него Борисом и темноволосой барышней в светло-зелёном струящемся платье. В гостиной гремела кадриль, и, нарушая все правила танца, что, кстати, и было одной из главных причин радости всех присутствующих молодых людей, пары хаотично передвигались по залу. Елизавета в паре со своим новым знакомым Василием Семёновичем Громовым грациозно плыла по гостиной, притопывая ножкой в такт музыке.

Кое-как добравшись до противоположной стены и ругая себя за нерасторопность, что стоило побыстрее закончить с туалетом и успеть до начала танцев, Константин Фёдорович зашёл за кресло княгини Рагозиной и, низко наклонившись, зашептал ей на ухо. Лицо княгини мгновенно сделалось холодным, губы сжались. А генерал всё говорил и говорил.