И вдруг Паша увидел, что глаза у бабушки стали влажными, а по щеке покатилась маленькая слеза.

Паша встал из-за стола, подошел к бабушке, обнял ее за плечи и попытался успокоить. Но он никак не мог найти нужных слов, все слова казались какими-то нелепыми, глупыми, не к месту. Он произносил какие-то фразы, но они звучали слишком фальшиво, он подбирал другие, но и они казались неискренними, не имеющими смысла. Самое страшное, что Паша понимал всю глубину бабушкиных слов, всю грандиозность ее боли, он сердцем чувствовал ее простую, но в тоже время очень мудрую житейскую философию.

– Да ладно, Паша, ладно, спасибо тебе за добрые слова, – вытирая краешком платочка слезы, отвечала бабушка. – Я тоже все понимаю, но сердце принять никак не может.

– Тяжело сейчас в деревне, Пашенька, ой как тяжело, – и с этими словами бабушка поставила на стол перед Пашей большую тарелку окрошки, – на вот, покушай, хватит нам уже в воспоминания вдаваться. Будущим жить нужно!

– Будущим, – эхом повторил Паша и тут же умолк.

Паше стало стыдно. Первый раз в жизни ему стало стыдно не только за себя, но за все свое поколение, ему стало стыдно за современную Россию.

– Подумать только, – размышлял про себя Паша, – бабушка прошла страшную войну, вырастила девять детей, живет сейчас одна в маленьком деревенском доме почти на самом краю мира, ей в следующем году исполнится восемьдесят лет – и она говорит и думает о будущем!

Эти слова восхитили Пашу и коснулись самых глубинных, самых потаенных частичек его души. Он впервые почувствовал все Величие безвозвратно уходящего поколения.

Паша ел окрошку и с восхищением думал о том, что этих людей, наших стариков, действительно невозможно сломить, поломать, уничтожить. Это несгибаемый народ, с непоколебимой верой в себя и в свое будущее. И даже сейчас, стоя на самом краю старости, эти люди не только не сдались, но продолжают говорить о будущем, продолжают вдохновлять и побеждать. И пусть они думают уже не о своем будущем, где им по законам природы уже нет места, но о будущем своего народа, в котором они смогут обеспечить себе бессмертие.

Паша ел окрошку с кислым ядреным хлебным квасом, изготовленным по дедовскому рецепту, и ярко представлял себе, как перед этим народом склоняют свои головы великие диктаторы, как ломают свой меч европейские монархи и восточные деспоты, как поют во славу ему в храмах всех мировых религий, как воспевают его доблесть и волю к жизни философы, как возжигают в его честь Вечный огонь современники.

Какая честь принадлежать к этому народу! Какая гордость носить его имя!

Весь остаток дня Паша посвятил сельскохозяйственным работам. С обеда и почти до самого вечера он пробыл на бабушкином огороде, лишь изредка заходя домой зачерпнуть кружку холодной воды и напиться. От переизбытка кислорода приятно кружилась голова.

Паша с удовольствием прополол на грядках все сорняки, наточил старым бруском еще дедовскую косу и покосил весь бурьян в огороде и за амбарушкой. Затем он наносил из бабушкиного колодца воды для полива огурцов и помидоров, несколько раз сходил за питьевой водой в деревенский колодец, собрал граблями всю покошенную им траву и срезанные сорняки, уложил их в специально приспособленное для этого корыто и вывез под большое дерево, растущее возле дома.

Все это время он общался с бабушкой, рассказывая ей разные истории из своей заграничной жизни. Бабушка внимательно слушала, ласково улыбалась и понимающе кивала головой.

– Ты знаешь, бабуля, – вспомнив свой сегодняшний сон, сказал Паша, – пока я спал, мне очень яркий, но странный сон приснился. Я летал, словно птица, над Ирицами, над речкой нашей Тырницей, а потом улетел в Европу, полетал над ней, над Римом, над Парижем, а вместо реки Сены, на которой расположен город Париж, текла Тырница. Представляешь? И так все реально казалось, как будто все на самом деле происходит. А потом я вернулся на берег Тырницы и проснулся. Очень странный сон, – выдернув последнюю полынь возле забора и вытерев пот со лба, закончил Паша.