И тут Паша открыл глаза и… проснулся.

Старенькие часы-ходики, многие годы тикающие на стене бабушкиного дома, пробили два раза. День находился в самом разгаре, солнце стояло высоко над землей и согревало своими лучами немного остывшую за ночь и увлажненную хорошим дождем землю. По всей округе слышалось пение птиц и веселое стрекотание кузнечиков. На широком лугу, раскинувшемся прямо за бабушкиным домом, мычала одинокая корова, а где-то возле магазина, захлебываясь от охватившего его охотничьего безумия, визжа и лая, носился маленький щенок немецкой овчарки, гонявший по всей дороге соседских кур. Кудахча и громко хлопая крыльями, куры разбегались по сторонам, оставляя за собой клубы песочной пыли, чем еще больше распаляли охотничий инстинкт маленького пса.

Александра Захаровна стояла на кухне возле плиты и заливала холодным хлебным квасом тарелку с только что нарезанным салатом, из которого тут же получалась вкуснейшая окрошечка.

– Привет, бабуля, – радостно заявил Паша, вваливаясь в сени с пустой железной кружкой в руках.

– Здравствуй, Пашенька, – спокойно отвечала бабушка, – нагулялся? Тебя всю ночь ведь не было, я даже поначалу волноваться начала. Только тогда и успокоилась, когда узнала, что ты вместе с Женькой Михеевым ушел. Я же после того, как ваши танцы в клубе закончились, его мать видела, она-то мне и сказала, что ты вместе с Женькой и другими деревенскими ребятами на речку пошел костер жечь. Ребята-то у нас все хорошие, ответственные, ничего плохого про них сказать не могу. Вот я и успокоилась.

– Да, бабуль, нагулялся вволю, – довольно признался Паша и, зачерпнув холодной колодезной воды из ведра, жадно выпил целую кружку.

– У-у-у-х, – выдохнул он, вдоволь напившись чистой воды, – как же все-таки хорошо у тебя, бабуля.

– Ну, еще бы не хорошо, конечно, хорошо. Это тебе Паша не в городе на десятом этаже сидеть. Тут у нас природа, воля везде. Я вот, когда в городе всю зиму живу, жду не дождусь, пока весна настанет, чтобы сюда уехать. Не могу в городе жить, нет там раздолья, в камне все, неживое. Ну да ладно, вам молодым виднее, где жить, садись, давай лучше вот за стол, я только что окрошку свежую сделала, покушай. Окрошечка-то она, знаешь, как с похмелья помогает. Твой дед-то постоянно окрошки с утра просил, если с вечера подвыпил чего. Она его сразу в чувства приводила. Вот и ты садись, отведай дедовой окрошки. По его рецепту всегда квас делаю.

Паша чувствовал порядочный голод, поэтому с удовольствием принял предложение бабушки и уютно уселся за стол на свое любимое место, прямо возле окна, выходящего в сад.

– Слушай, бабуль, а ты можешь мне рассказать, как вот люди в деревне живут, чего здесь хорошего? – поинтересовался Паша.

– Тяжело сейчас в деревне жить стало, Паша, ой как тяжело. Поразъехались все легкой жизни искать, деньги хотят зарабатывать, в городах жить. Чтобы и вода из крана, и газ природный, и хозяйство вести не нужно, а только в магазин ходить да колбасу с сосисками покупать, да шмотки разные. Вот такие вот сейчас приоритеты у вас, у молодых. Почти одни старики-то в деревне и остались, которые всю жизнь тут прожили и к городу не приспособлены. Вот когда мы с дедом твоим еще жили, тогда все лучше было: и работали мы в колхозе, и детей воспитывали, и скотину всякую держали. Конечно, трудились, крутились, как белки в колесе, но зато хозяйство у нас крепкое было, семья многодетная. Как вспомню, Паш, как у нас все дружно делалось, как вот в этом самом доме детские голоса, смех, суета, беготня всякая, а мы с дедом хозяйством занимаемся, старшие дети нам помогают, за младшими смотрят, за скотиной присматривают. А вечером собираемся мы всей семьей, а это, Паша, одиннадцать человек, и все за одним столом усаживаемся и из большой кастрюли разбираем картошку, которую сами и вырастили. И опять шум, гам, суета, все ложками по тарелкам стучат, а мы с дедом едим да смотрим, чтобы всем поровну еды досталось. Только теперь Паша и понимаю, что тогда-то и было оно – счастье! Конечно, беднее жили, чем сейчас-то, по-вашему. И мясо ели мы не каждый день, экономить умели, но зато все вместе держались. Дружно жили, крепко. В будущее мы Паша свое верили и твердо знали, что общее дело делаем, и дома, и в колхозе. И за семью свою гордиться умели и за страну. А когда Гагарин-то в космос полетел, так у нас в деревне концерты в клубе три дня проходили. Из города чиновники приезжали, поздравляли. И ты знаешь, Пашенька, тебе, конечно, сейчас не понять этого, но мы эту общую гордость, как свою собственную заслугу воспринимали. Каждый по-своему. Ведь от нас тоже многое зависело. А на первое мая всегда выходной день объявляли, мы все на демонстрации ходили. Да не просто так ходили, а показывали свои достижения всему району, всей стране. А колхоз наш всегда в передовиках ходил, и по надою, и по урожаю. А после демонстрации мы все возвращались домой и праздновали. И дети чувствовали, что что-то важное происходит, и радовались вместе с нами. До сих пор я Паша понять не могу, как все так произойти могло, чтобы такая страна рухнула. Что же мы не так сделали? Войну выиграли, страну восстановили, землю пахали, хлеб выращивали, детей воспитывали, работали в три смены. Все хотели нашим детям и внукам оставить. Для вас же все и делали. Для вас жили. А получается, Паша, что все это вам и не нужно теперь. А мы на это жизни свои положили.