Вообще Ленка считалась девушкой симпатичной, очень живой и суетливой. Совсем недавно ей исполнилось 25 лет, большую часть из которых она прожила в деревне, отчего и взгляды ее на жизнь оставались, если можно так выразиться, деревенскими. Иными словами, они были искренними и очень открытыми, примитивно милыми и во многом наивными. Но эта наивность больше всего и радовала Женьку. Ленка не была избалованной, она знала цену деньгам, она ценила труд и никогда не требовала от людей больше, чем они могли бы дать. Но и сказать, что она была совершенно забитой, тоже нельзя. После окончания школы она окончила институт в Москве, прожила пять лет в общежитии и получила экономическое образование, а, вернувшись в деревню, с помощью близких родственников была устроена на работу в одно из государственных предприятий, расположенное в Шилово, где успешно работала в должности бухгалтера и по сей день. Многие деревенские парни пытались к ней свататься, но безуспешно. Либо природная скромность, либо строгое родительское воспитание делали свое дело, и все попытки посвататься оставались ни с чем, а ее мать Антонина Михайловна постоянно повторяла одно и то же: «Ничего страшного, и на твою долю мужиков хватит».

Так что Ленка могла быть подходящей кандидатурой для многих, и Женька это хорошо понимал, поэтому начинал уже задумываться о том, чтобы сделать ей предложение, тем более что его родителям она тоже нравилась, да и Антонина Михайловна относилась к нему очень благожелательно, а Тимофей Григорьевич, отец Ленки, вообще всегда приглашал его в дом, по-отцовски наливал пятьдесят граммов водочки и непременно говорил: «Ну, зятек, быть добру», – и выпивал стакан, ничем не закусывая.

– Жендос, ты чего, заснул что ли, – перебивая Женькины мысли, говорил Димка, – ты вообще меня слушаешь?

– Слушаю, конечно, Дим, просто чего-то задумался.

– Да знаю я, о чем ты задумался. Дочка Тонькина тебе покоя не дает. Ну так давай, действуй, чего ты как бедный родственник? Нормальная баба, верно тебе говорю. Женись, не пожалеешь. Вообще не понимаю, как ты до сих пор без семьи живешь. Здоровый мужик, мозги вроде бы в порядке, не алкаш. Женись, говорю, да и дело с концом. А если боишься, то давай я с Тимофеем поговорю. Он хоть и выпивает, но мужик что надо, с понятиями. Да и к тебе исключительно хорошо относится. Я же все знаю, Жень.

Произнеся последние слова, Димка уже сам наполнил Женькин стакан и поставил его напротив тарелки с колбасой, а затем налил свой.

– Ну давай, женишок, выпьем еще по маленькой, за тебя. За твои, так сказать, успехи на личном фронте. Я тебе, Жендос, только хорошего желаю и плохого не посоветую. Ну, в общем, ты меня знаешь, чего тебе рассказывать. Давай, пей.

Женька поднял наполненный стакан, молча поднес его к стакану Димки, чокнулся и залпом выпил. Как всегда после Димкиной самогонки, перехватило дыхание, Женька зажмурился, достал огурец, занюхал, небрежно вытер губы рукавом и неожиданно произнес:

– Ладно, Дим, пойду я прогуляюсь, подумаю.

– Ну, иди, иди, подумай, Жень, – засмеялся Димка. – Только очень долго не думай, а то так и опоздать можно.

Ребята встали, попрощались крепким мужским рукопожатием и Женька, провожаемый бегущим рядом и виляющим хвостом Рексом, дошел до калитки, открыл ее и неторопливо поплелся в обратном направлении, туда, откуда эхом доносилась музыка. Он направлялся к деревенскому клубу, где надеялся встретить Ленку.

Обойдя всю деревню и выпив три бутылки «Русского» пива, Паша сделал вывод о том, что с момента его последнего приезда деревня сильно обветшала. Многие дома были попросту заброшены, огороды полностью заросли сорняком, заборы покосились и прогнили. И все это представляло собой очень неприятное зрелище. Деревня не то чтобы умирала, но была серьезно больна. Такой диагноз, правильный по своей сути, Паша поставил еще в начале вечера, когда, нехотя поднявшись с теплой поляны за клубом, он зашел в магазин и, купив себе еще пива, направился в полном одиночестве изучать деревенские окрестности.